Файлы фараонов - Джон Джойс Страница 30

— Я сделаю все, что потребуется. — С этими словами Фарида вышла.

Заки эль-Шаруд собрал фотографии, сунул в конверт к негативам, положил конверт на металлический поднос и щелкнул зажигалкой. Через минуту там осталась лишь горстка пепла.

За спиной Заки медленно приоткрылась дверь спальни.

— Ты неплохо объяснил, чего от них ждут, — сказала Юкико, — но забыл упомянуть про чемоданчик.

Эль-Шаруд обернулся:

— Не люблю лгать своим людям. Если требуется, чтобы они думали, будто им предстоит лишь похитить человека, то я должен изложить задачу так, как считаю необходимым. Ваши хозяева в Токио, безусловно, понимают это. Когда мы добьемся успеха и спутник станет нашим, кому какая разница, откуда он появился — из Японии или из лаборатории мистера Гилкренски? Результат оправдает все.

— Спутник будет в вашем распоряжении, как только моя компания получит черный чемоданчик. А еще вы доставите ко мне Гилкренски. Это — мое личное условие.

— Считайте, он уже у вас.

На крышу отеля «Олимпиад-Нил» вертолет опустился в половине одиннадцатого вечера. Ожидая, пока пассажиры покинут салон, Лерой Мэннинг снял наушники и стал массировать пальцами виски. Сидевший в кресле второго пилота Гилкренски расстегнул пряжку ремня безопасности.

— Устал? — прокричал он под шум двигателя.

— Немного, — ответил Мэннинг. — Последние несколько дней пришлось поднапрячься.

— Тогда почему бы тебе не оставить машину на ночь здесь? Свободный номер, я уверен, найдется. Вы не против, майор?

— Не вижу причин возражать, — отозвался Кроуи. — Том Харгривс выдаст вам персональный значок, чтобы охрана знала, с кем имеет дело.

Выключив двигатель, Лерой дождался благословенной тишины и открыл дверцу кабины.

— А если у тебя еще остались силы, — бросил Том, — можем сходить в ночной клуб. Как-то в Турции я видел танец живота, так брюки потом колом торчали целую неделю.

— Иди ты! — восхитился Мэннинг и, спрыгнув на бетонную площадку, начал доставать из-за спинки сиденья чехлы, которые должны были предохранить двигатель от ночной росы.

Что ж, раз уж он оказался здесь…

Находившийся на последнем этаже противоположного крыла отеля ночной клуб был уютным, по-современному элегантным и… пустым. С трех сторон сквозь стеклянные стены открывался вид на залитый огнями Каир, среди моря столиков безжизненным островком возвышался деревянный танцпол.

«Здесь хватит места сотен для трех», — подумал Мэннинг, окинув взглядом зал, где сидело не более десятка человек.

— Не слишком ли мы рано? — спросил Харгривс.

— В каирском кабаре ты всегда оказываешься слишком рано, — заметил Лерой. — Сюда слетаются самые поздние пташки. Давай-ка выберем столик поближе к сцене.

Возникший словно из ниоткуда метрдотель убрал с выбранного ими столика табличку «Заказано», положил меню и пожелал гостям приятного вечера.

— Я выберу, — сказал Мэннинг, пробежал глазами бесконечный список напитков и блюд, остановился на наиболее, по его мнению, подходящих и сделал заказ официанту. — Да, и две бутылки пива «Стелла экспорт». Чуть дороже местного, — негромко пояснил он Тому, — но по качеству никакого сравнения.

Через несколько минут к столику подкатили тележку с пивом и множеством тарелочек: креветки, мясо в остром соусе, цыплячьи крылышки, фарш, завернутый в виноградные листья.

— Здесь это называется «мецце». В соус можно макать хлеб. Как тебе мясо?

— Великолепно! — одобрил Харгривс.

— Жаренные в масле бараньи мозги, — пояснил Лерой и, увидев, как сосед поперхнулся, с готовностью протянул Тому пепельницу: — Можешь сплюнуть сюда.

На горячее принесли говядину и телятину с овощами. Знакомое блюдо понравилось Тому больше: по крайней мере он знал, что кладет в рот. Зал понемногу заполнялся. Мэннинг заказал еще пива. Какого черта, платит все равно корпорация! Закурив, он осмотрелся. Вошедшие в кабаре туристы, немцы по виду, устроились за самым дальним от танцевальной площадки столиком и также потребовали пива.

Где-то около часу ночи началась развлекательная программа. К микрофону на сцене вышел певец, молодой египтянин, сильно смахивавший на героя дешевого гангстерского боевика. Репертуар его состоял из песен Дина Мартина, причем каждая следующая вещь звучала хуже предыдущей.

— Дальше будет интереснее, — пообещал Мэннинг. — Поверь мне!

В половине второго в зале появилась шумная свадебная компания. Посетители приветствовали смущенную молодую пару громкими аплодисментами, а певец у микрофона пришел в неистовство. Народ продолжал прибывать. Три ближайших к Лерою и Тому столика заняла группа восторженных японцев. Через двадцать минут в кабаре не осталось свободных мест.

— Я же предупреждал, — сказал Мэннинг. — Поздние пташки.

Певец отвесил публике поклон и исчез. На сцену вышли музыканты.

— Вот и танец живота, Том. Готовься получить наслаждение.

— Кто, интересно, у них сегодня? — спросил Харгривс, допивая пиво.

— Понятия не имею. Посмотрим.

Послышались звуки настраиваемых инструментов. Свет в зале погас, в луче прожектора на сцене вновь появился певец — но теперь уже в роли конферансье. Он скороговоркой сказал что-то по-арабски, публика разразилась аплодисментами, жених и невеста поднялись со своих мест, отвесили присутствующим поклон и сели. Новая тирада на арабском — Мэннинг не успел разобрать ни слова — вызвала в зале одобрительный смех. Под конец египтянин раздельно произнес:

— Дамы и господа, уважаемые заокеанские гости! Я рад приветствовать вас на верхушке отеля «Олимпиад-Нил» и без дальнейших церемоний хочу представить нашу звезду, единственную и неповторимую… Мириам!

— О дьявол! — буркнул Лерой, уже знакомый с творчеством звезды.

Мириам оказалась полной энергии женщиной весьма внушительных габаритов. Проскользнув между столиками, она остановилась перец женихом, набросила ему на шею свой шелковый шарфик и под сладкую, тягучую музыку начала обольстительно изгибаться. Туристы из Германии сидели как завороженные, а японцы непрерывно щелкали затворами фотокамер.

— Обратил внимание? — спросил Мэннинг. — Она в трико телесного цвета, так что ни черта не увидишь. Все-таки нам есть за что благодарить фундаменталистов.

— Да, пожалуй. Трико на таких телесах — это проявление гуманизма.

— Воистину. К тому же танец живота — искусство, а не стриптиз.

Под гром аплодисментов Мириам закончила выступление, помахала публике рукой и скрылась, чтобы бумажными салфетками вытереть мокрое от пота лицо. Конферансье вновь подошел к микрофону:

— Дамы и господа! Не часто выпадает возможность познакомить наших гостей с новым молодым дарованием, однако сегодняшний вечер именно таков. У нас дебютирует великолепная Камилла!