Окончательный диагноз - Кит МакКарти Страница 31

Блументаль рассмеялся. У него был большой привлекательный рот, а его смешливые глаза выдавали природное добродушие. Его улыбка, обнажавшая ряд прекрасных, симметрично расположенных зубов, вызывала у дантистов сердцебиение; казалось, они уходят в бесконечность, и Айзенменгер даже подозревал, что они соединяются где-то в основании черепа и обнимаются своими эмалированными ручонками.

— Ну, я думаю, ты не хуже меня знаешь, что между диагностами и судмедэкспертами всегда существовало соперничество.

Несмотря на то, что отделения судебно-медицинской и диагностической патологии тесно связаны между собой, они были разделены в Западной Королевской больнице, что неизбежно приводило к конкуренции между ними.

— Неужто? И все дело только в этом?

Блументаль снова рассмеялся, однако на этот раз это был довольно короткий и менее добродушный смешок.

— Возможно, не только, — вздохнул он. — Знаешь, ты оказался не в лучшем отделении.

Айзенменгер пожал плечами:

— Я там всего на несколько месяцев.

— Да-да, бедная Вики, — откликнулся Блументаль.

Айзенменгер уже было собрался отхлебнуть пива, но сказанное Блументалем было настолько многозначительным, что он остановился.

— Что ты имеешь в виду?

Блументаль пожал плечами и сделал глоток из своей кружки.

— Ну давай, Исаак, продолжай, раз уж начал.

Девушка за стойкой уронила стакан. Она была юной и очень красивой — возможно, студентка или медсестра, — и Айзенменгер задумался, сочтет ли хозяин ее привлекательную внешность достаточной компенсацией за понесенный убыток.

— На самом деле я ничего точно не знаю, Джон; у меня нет конкретных фактов для выдвижения обвинения.

— Но?.. — не унимался Айзенменгер.

Блументаль с театрально-заговорщицким видом склонился ближе. Он не стал оглядываться по сторонам, чтобы убедиться в том, что его никто не подслушивает, но это был единственный штамп, которым он пренебрег.

— Я же говорю, что ничего не знаю, так… только слухи.

— Ну тогда расскажи мне о слухах.

— Ну, во-первых, в последнее время на отделении резко увеличилось количество медицинских ошибок.

— Допущенных Викторией?

Блументаль снова пожал плечами.

— Откуда я знаю. — И прежде чем Айзенменгер успел подвергнуть это сомнению, поспешно продолжил: — А потом у них там какие-то таинственные отношения между начмедом и Уилсоном Милроем.

— Какое отношение они имеют к Виктории?

Блументаль, как утка, нырнул в свое пиво.

— Милый мой, ты что, не знаешь? Начмед Джеффри Бенс-Джонс ее муж.

— Понятно.

— Начмед и Милрой не слишком ладят между собой, впрочем, Милрой и профессор тоже не в восторге друг от друга.

— А хоть к кому-то Милрой испытывает симпатию?

Блументаль снова рассмеялся:

— Если и испытывает, я с этим человеком не знаком. — Он допил пиво. — Что касается доброго профессора Пиринджера, я могу тебе подробно рассказать о причинах его особой ненависти. Его место должен был занять Милрой. И насколько я знаю, ему даже сообщили об этом. Но то были лживые сирены, обманывающие нас по неведомым причинам.

Назначение профессоров в медицинской школе являлось крайне коварной процедурой. Потенциальным претендентам сулили золотые горы и заверяли, что именно они являются желанными кандидатами. Таким образом составлялся качественный список кандидатов, что повышало репутацию учебного заведения.

— Надо было быть умнее.

— Надо было, — согласился Блументаль. — Но его это повергло в полное отчаяние. Он пятнадцать лет состоял доцентом, а через два года должен был достичь пенсионного возраста. К тому же, насколько я понимаю, он более десяти лет не получал премиальных. И ему нужна была эта должность для увеличения пенсии.

Очередная банальная история. Премиальные начислялись фондом за достижения в области административной и исследовательской деятельности, а также за преподавательскую деятельность и аудит — эти надбавки учитывались при определении размера пенсии.

— Пиринджер отомстил ему за это, — продолжил Блументаль, — и назначил своим заместителем Алисон фон Герке. Ах как вкусно! Еще по одной?

— Я принесу.

— И именно с этим конфликтом связана патологическая неприязнь доктора Милроя к Амру Шахину, — добавил Блументаль, когда Айзенменгер вернулся.

— Да, я уже обратил на это внимание. А чем доктор Шахин заслужил такую неприязнь Милроя?

— Он — ставленник Пиринджера. Фактически его прихвостень. — Блументаль вновь перешел на заговорщицкий тон. — Говорят, их отношения выходят за рамки чисто служебных. — Блументаль пошевелил бровями и продемонстрировал все свои безупречные зубы.

— А Пиринжер женат?

— Мой дорогой Джон, Адам Пиринджер слишком себя любит, чтобы позволить кому-нибудь заявлять право собственности на себя.

Девушка за стойкой сражалась с ящиком кассы, который явно не поддавался ее чарам и никак не желал открываться.

— Естественно, и сам профессор Пиринджер мало чем способствует разрешению проблемы.

— То есть?

— Ну, во-первых, его характер. У него великие идеи, и он не хочет выслушивать мнения окружающих.

— И они на него обижаются? Он же не первый профессор, пренебрегающий мнением своих коллег.

Блументаль пожал плечами. На его отделении профессор тоже стер с лица земли нескольких личностей.

— Я не в курсе всех интриг и предательств, происходящих в вашем отделении, но теперь ты понимаешь, почему я упомянул чашу с ядом.

— Думаю, половина академических отделений в нашей стране выглядит точно так же.

Блументаль продемонстрировал противоестественное количество резцов, клыков и коренных зубов.

— И все же это крысиное гнездо кое-чем отличается. Думаю, ты уже слышал об убийстве Дженни Мюир.

Похоже, все вокруг горели желанием сообщить Айзенменгеру либо об исследовательской премии, полученной Викторией, либо об убийстве Дженни Мюир.

— Да, что-то слышал.

— Я занимаюсь этим делом.

Теперь настала очередь улыбаться Айзенменгеру.

— А предыдущими убийствами занимался ты?

— Ты прекрасно знаешь это, Исаак.

Блументаль выдохнул через свой переполненный зубами рот.

— Значит, Мелькиор не имел к ним никакого отношения, — с вызывающим видом заявил он.

— Иными словами, ты считаешь, что виноват Мартин Пендред? — осторожно поинтересовался Айзенменгер.

— Конечно, — беззаботно махнув рукой, откликнулся Блументаль.