Укус тени - Карин Жибель Страница 33

Джамиля встает со скамейки, подходит к реке и, облокотившись на перила, следит взглядом за проплывающим мимо проворным речным трамваем, а потом — за медлительной баржей. Несколько слезинок вытекают из ее глаз и, скользнув вниз по щекам, падают в речную воду…

Джамиля резко поворачивается и отправляется в обратный путь.

Когда-то она дала себе клятву, что отомстит…

Лидия ласково гладит висок Бенуа. Затем ее пальцы медленно скользят по его шее, плечу, руке…

Она испытывает удовольствие, чувствуя через ткань, как он дрожит. Дрожит, словно загнанный зверь. Она запускает ладонь ему под рубашку и ощущает биение его сердца. Оно бьется намного быстрее, чем обычно.

Это от страха. Или от боли. А скорее всего, от того и другого.

Он будет плакать? Умолять? Раскаиваться?

Лучше всего, если он просто во всем признается.

А пока что она довольствуется тем, что слушает его дыхание. Дыхание раненого зверя.

Лидия сидит возле Бенуа на коленях. Ее пленник лежит на полу. Его руки, заведенные за спину, снова в наручниках.

Он все еще не пришел в себя после четырех электрических разрядов, которыми она его попотчевала. Она не стала применять нейтрализующий газ — в этом не было необходимости — и просто шандарахнула его электрошокером, когда он, прижавшись к решетке, безмятежно спал. Сегодняшнее пробуждение Бенуа было явно не из приятных.

— Больше никогда не называй меня сумасшедшей, Бен… И больше никогда не говори, что я выдумала эту историю… Ты понял?

У него уже нет сил даже на то, чтобы ответить ей.

Лидия хватает майора за волосы и, слегка приподняв его голову, говорит ему прямо в ухо:

— Ты понял?

Измученный пленник с большим трудом выдавливает из себя звук, отдаленно похожий на слово «да». Лидия, самодовольно улыбнувшись, выпускает волосы Бенуа, и его голова бессильно падает на бетонный пол.

— Вот и хорошо, Бен… Очень хорошо! Пожалуйста, расскажи мне об Орелии…

В этом «пожалуйста» чувствуется что-то угрожающее. Лидия продолжает ласкать свою парализованную и потерявшую дар речи жертву, касаясь пальцами его щеки, покрытой пробивающейся щетиной.

— Завтра — канун Рождества, Бен… Ты сможешь узнать, насколько тяжело встречать Рождество вдалеке от дорогих тебе людей. Ты наконец почувствуешь то, что чувствую я в течение вот уже пятнадцати лет.

Она садится на пол, вытягивает ноги и располагается так, чтобы голова Бенуа лежала у нее на ноге чуть повыше колена.

Узник открывает глаза, но, встретившись с ней взглядом, опять закрывает их.

— Я вижу, Бенуа, у тебя нет желания со мной о чем-нибудь поболтать… Ну что ж, тогда отдохни…

Лидия наклоняется и целует его в лоб.

— Я приду завтра.

Она поднимается на ноги, и голова Бенуа снова оказывается на полу. Он по-прежнему лежит абсолютно неподвижно.

Лидия закрывает дверь и, приблизив лицо к прутьям решетки, бросает на него еще один взгляд. Затем она медленно поднимается по ступенькам.

Зайдя в жилую комнату, она выпивает бокал крепкого алкоголя, а затем ложится на старенький диван.

Как раз лицом к лицу с Орелией.

Пятница, 24 декабря

Лидия, как всегда, пришла раньше, чем нужно. Не желая сидеть и ждать в жарко натопленной комнате, она решает побродить по центру города, уже облаченному в праздничный наряд.

Сегодняшним утром на улицах — настоящее столпотворение: все бросились покупать подарки. Какой-то бешеный круговорот денег, лакомств, побрякушек… Лидию вся эта суета раздражает.

«Этим людям есть кому покупать подарки, — думает она. — А мне их покупать некому».

Она, тем не менее, заходит в знаменитую местную кондитерскую и через четверть часа выходит оттуда с красивой картонной коробкой в руках.

Затем она медленно направляется к Нине Вальдек, которая перенесла их встречу с праздничной субботы на пятницу.

Лидии опять приходится ждать, сидя в приемной. К счастью, она одна в этом маленьком помещении, где несколько комнатных растений благоденствуют в искусственно созданном тепле. Лидия рассеянно перелистывает какой-то журнал для женщин. Она смотрит на разные иллюстрации, но видит все время одно и то же.

Лицо Бенуа.

Его лицо вот уже более трех месяцев возникает перед ее мысленным взором — с того самого момента, как она узнала, что Орелию убил он.

Психиатр провожает к двери свою предыдущую пациентку, желает ей веселого Рождества, а потом заходит в приемную.

— Доброе утро, Лидия… Ну что, начнем?

— Начнем…

Они пожимают друг другу руки, и Лидия садится в кабинете врача на свое обычное место: в кресло.

— Как вы себя сегодня чувствуете?

— Хорошо. А это — для вас…

Она с робкой — как у маленькой девочки — улыбкой ставит на стол украшенную золотистыми блестками картонную коробку.

— Спасибо, Лидия. Эта так мило… Я тронута вашим вниманием.

— Пустяки. Просто набор шоколадок. Надеюсь, вы любите шоколад?

Вальдек слегка кивает и садится так, чтобы пациентке было видно, что она готова ее слушать.

Ее пациентка, которой, по-видимому, хочется выговориться, сейчас начнет рассказывать о своих душевных травмах, о различных наваждениях, о всевозможных психозах… В общем, обо всем том, что тяготит ее душу.

Однако Лидия почему-то молчит. Вытерев, как обычно, руки платочком, она впивается взглядом в висящую на стене литографию, которую она видела уже бессчетное количество раз. На этой литографии — маленький рыболовный порт, освещенный лучами заходящего солнца.

— Не хотите прилечь на диван? — спрашивает врач.

Лидия отрицательно качает головой. Выдержав паузу, Вальдек решает, что ей нужно подтолкнуть пациентку к разговору. Да, ей придется самой разрушить психологическую преграду, отделяющую ее от готового хлынуть на нее потока различных бредовых мыслей.

— Итак, о чем вы хотели поговорить со мной сегодня вечером?

— Вечером?

— Я имею в виду… накануне Рождества.

Нина берет со стола авторучку и откидывается на спинку стула. Она чем-то похожа на рыцаря, севшего во время турнира на коня и взявшего в руки копье.

— Не знаю…

— Может, о праздничных блюдах?

— Может, и о них.

— Вы будете встречать Рождество одна? Вы не пригласили к себе своих родителей?

Лицо Лидии напрягается так сильно, что Нине Вальдек даже кажется, что она видит, как под белоснежной кожей на щеках ее пациентки вздулись мышцы судорожно сжатых челюстей.