Возьми мое сердце - Мэри Хиггинс Кларк Страница 34

— Значит, вы оставили автомобиль, прокрались по газону и посмотрели в окно?

— Да! — с вызовом бросил Олдрич.

— В какое именно окно?

— В то, где теперь комната для отдыха.

— В какое время дня или ночи вы это осуществили?

— В субботу, ближе к полуночи.

— То есть вы прятались по кустам возле ее дома среди ночи?

— Тогда мне было все равно.

От дерзкого тона Олдрича не осталось и следа. Он подался вперед и, запинаясь, пояснил:

— Неужели неясно, что я за нее беспокоился? Неужели так трудно понять, что, если бы она нашла себе другого, мне неминуемо пришлось бы отказаться от нее?

— Что вы подумали, когда увидели ее в доме одну?

— Она выглядела такой беззащитной... Сидела на диване, поджав ноги, словно девчонка...

— А как, по-вашему, она должна была отреагировать, заметив в темном окне чей-то силуэт?

— Я был осторожен и хорошо маскировался. Я не хотел напугать ее.

— И вы остались довольны тем, что Натали одна?

— Да.

— Тогда зачем в воскресенье вы еще несколько раз проехали мимо ее дома? — поинтересовалась Эмили. — Вы сами признались в этом на прямом допросе.

— Я волновался за нее.

— Давайте мыслить логически, — предложила Эмили. — Вначале, по вашим словам, вы отправились на Кейп-Код на чужой машине из желания убедиться, что Натали одна. Затем выясняется, что вы подглядывали за ней в окно среди ночи, а удостоверившись в ее одиночестве, вполне успокоились. Теперь оказывается, что и в воскресенье, несмотря на вашу убежденность в отсутствии у Натали гостей, вы день-деньской до самого вечера раскатывали вблизи ее дома. Я правильно вас поняла?

— Еще раз повторяю: я волновался за нее, поэтому и остался там на воскресенье.

— Из-за чего же вы так волновались?

— Я переживал за ее душевное состояние. Мне было ясно, что раз она сидит на диване в такой удрученной позе, значит, ее что-то сильно гнетет.

— А вам не приходило на ум, что в ее подавленном настроении виноваты вы сами, мистер Олдрич?

— Приходило. Именно поэтому, как я уже говорил в пятницу, по дороге с Кейп-Кода домой я почти примирился с неизбежностью нашего разрыва. Это сложно объяснить, но ход моих мыслей был такой: раз именно я стал главным поводом для ее огорчений, то надо самоустраниться.

— Мистер Олдрич, вы не застали вашу жену в компании другого мужчины. Но затем, по вашим же показаниям, подумали, что Натали из тех людей, которые никогда не бывают менее одиноки, чем когда они одни. Тем самым вы хотите сказать, что потеряли ее в любом случае?

— Ни в коей мере.

— Мистер Олдрич, не проще ли было признать, что Натали просто не желала больше вашего общества? И если бы даже ее мучили какие-то затруднения, она все равно не обратилась бы за помощью к вам? Разве не правда, что ей хотелось вычеркнуть вас из своей жизни?

— Помню, по дороге домой с Кейп-Кода у меня появилось ощущение, что бессмысленно надеяться на наше воссоединение.

— И вы из-за этого сильно расстроились?

Грег Олдрич выдержал взгляд Эмили и ответил:

— Конечно же, я расстроился. Но было и другое чувство — чувство облегчения оттого, что все кончено. По крайней мере, больше она не будет тянуть из меня жилы.

— Больше она не будет тянуть из вас жилы — таков был ваш вердикт?

— Полагаю, можно сформулировать и так.

— И на следующее утро вы не ездили к ее дому и не стреляли в нее?

— Нет, нет и еще раз нет!

— Мистер Олдрич, полиция встретилась с вами сразу после обнаружения тела вашей супруги. Разумеется, вас просили назвать хоть одного человека, кто мог видеть вас на пробежке в Центральном парке между — я цитирую вас же — «примерно четвертью восьмого и пятью минутами одиннадцатого, когда я сдал в прокат машину».

— В парке я ни на кого конкретно не смотрел. Погода стояла холодная и ветреная. В такие дни люди для пробежки стараются укутаться потеплее, некоторые надевают наушники. Там вовсе не принято общаться, каждый погружен в себя.

— То есть на протяжении двух с половиной часов, бегая по улице в холодный и ветреный мартовский день, вы были погружены в себя?

— Однажды в ноябре я участвовал в марафоне. И среди моих клиентов есть бывшие футболисты-профессионалы. Они подтвердят, что, как бы ни было на улице зябко, едва они выходят на игру, в кровь начинает поступать адреналин, и они просто не чувствуют холода. Так и я в то утро.

— Мистер Олдрич, оцените, верно ли я описываю развитие событий. В то утро адреналин поступил к вам в кровь после осознания того, что, по вашим же словам, примирение с бывшей супругой уже невозможно. Кроме того, вы знали, что Натали находится у себя дома. Из всего этого можно допустить следующее: вы взяли в прокате машину, за полчаса доехали до Клостера, достали ключ из тайника, о существовании которого вам было известно, и подкараулили свою жену в кухне. Так было дело?

— Совершенно не так. Абсолютно.

Эмили, сверкая глазами и указывая на обвиняемого, громогласно и язвительно спросила:

— Вы ведь убили вашу жену в то утро, верно? Застрелили и оставили умирать, думая, что окончательно разделались с ней! А затем отправились в Нью-Йорк и, возможно, бегали потом по Центральному парку в надежде, что кто-нибудь вас увидит. Я права?

— Нет, не правы!

— А еще через какое-то время вернули в прокат машину, на которой шпионили за своей женой. Да, мистер Олдрич?

Грег, уже стоя, сорвался на крик:

— Я не трогал Натали! Я не смог бы даже пальцем ее тронуть!

— Но вы тронули ее. И даже больше — не просто тронули, а убили! — выкрикнула в ответ Эмили.

Настала очередь Мура вскакивать с места.

— Возражаю, ваша честь! Я возражаю! Прокурор провоцирует свидетеля.

— Возражение принимается. Обвинитель, успокойтесь и переформулируйте ваш вопрос, — постановил судья Стивенс тоном, в котором явно звучало раздражение.

— Вы убили вашу жену, мистер Олдрич? — гораздо мягче произнесла Эмили.

— Нет... нет... — запротестовал, запинаясь, Олдрич. — Я любил Натали, но...

— Но вы готовы были признать... — вмешалась Эмили.

— Возражаю, ваша честь! — гневно перебил защитник. — Она не дает ему закончить фразу.

— Принимается, — согласился Стивенс. — Мисс Уоллес, я предписываю вам дать свидетелю возможность говорить. Не вынуждайте меня снова делать вам замечания.

Эмили кивнула, показывая тем самым, что приняла указания судьи к сведению, и снова посмотрела на обвиняемого.