Последняя кантата - Филипп Делелис Страница 36

За двадцать четыре года службы здесь он дорого заплатил за свою новую должность. Она оказалась гораздо более тяжелой, чем он мог предположить. Сколько еще произведений он мог бы сочинить, если бы не был обременен всеми этими административными делами? Теперь, когда он должен исполнить просьбу Фридриха II, Совет снова донимает его. Ректор школы Святого Фомы Август Эрнести был блестящим филологом, но к музыке относился как к пустой трате времени. Он беспрестанно сокращал часы музыкальных занятий. А Иоганн Себастьян по приезде в Лейпциг, напротив, постоянно заботился об улучшении обучения, о новых инструментах и новых хористах, но ему приходилось всегда прилагать невероятные усилия, чтобы заставить отремонтировать инструменты или принять способных учеников. В конце концов он добился некоторых результатов, но, по его мнению, они были ничтожны. Теперь уже несколько лет он все дальше и дальше отходит от школьных забот и службы в других церквях, придя, таким образом, к своего рода негласному согласию с ректором и Советом и получив чуть большую свободу, чтобы сочинять. И все равно так немного!

Впрочем, все складывалось очень плохо с самого начала, потому что не находилось кандидата, который подходил бы городу. Престиж Лейпцига предписывал ему выбрать Граупнера, капельмейстера принца Гэльского, но принц не отпустил его. Был еще Телеман, гамбургский кантор, который предложил свою кандидатуру единственно ради того, чтобы заставить своих нанимателей в Гамбурге повысить ему жалованье. «Поскольку мы не можем нанять лучшего, мы вынуждены довольствоваться посредственностью» — таково было решение Городского совета 22 апреля 1723 года… Когда Иоганн Себастьян узнал об этом, он понял, насколько трудна будет его жизнь в Лейпциге. Его слава прекрасного органиста ничего не принесла ему, потому что игра на органе не входила в перечень его обязанностей, и его общественный статус был куда ниже, чем у двух его конкурентов. Ведь даже сочинений его не знали: у него было опубликовано лишь одно произведение — мотет, написанный в Мюльхаузене. [118]Правда, один член Совета отметил, что Бах — композитор, но отметил с единственной целью: заставить вписать в контракт нового кантора, что он не должен сочинять «слишком театральную» музыку…

А он вынужден был сочинять ее еще более активно, ибо в 1730 году Совет решил сократить его жалованье под предлогом, что он «ничего не делает». За год до того, в Страстную Пятницу 1729 года, члены Совета были крайне разгневаны его новым сочинением «Страсти по Матфею», грандиозным произведением, в котором Бах явно отклонился от канонического рассказа о Голгофе и раскрыл свое собственное представление смерти Христа. Он воспользовался тем, что в церкви Святого Фомы было двое хоров, по обеим сторонам от верующих, и два хора, две группы музыкантов и два органа как бы перекликались. Такая форма, а именно, использование трагических хоров, которые напоминали античный театр, пришлась не по вкусу городской знати, и ее заклеймили, ведь она в корне искажала их традиционное представление о Страстях.

Господи мой, доброй ночи… В слезах мы сидим пред твоей могилой и говорим тебе: почивай в мире! Отдыхайте члены, уставшие от тяжести! Пусть могила и надгробный камень будут для истерзанного сердца мягким ложем, на котором…

Чтобы еще больше раздражить лейпцигских буржуа, он уготовил лучшие арии женщинам, которые в его произведении особенно ярко выражали христианские чувства перед лицом смерти Христа. Он много думал о своей матери, когда пришел к такому решению. И сейчас еще, когда он читал партию сопрано, ему слышался голос матери. Он вспоминал тот день, когда интуитивно почувствовал близкий ее конец. Разве такое забудешь? Пожалуй, именно этот день он должен считать своим истинным обращением в веру. Его мать умерла через шесть недель после того, и с тех пор его неотступно преследуют воспоминания о ее мужестве и силе ее убеждений.

Сам он пережил период глубоких сомнений, это походило на бесконечный мрак. Лютер был поставлен под сомнение его матерью. Лютер, жертва всех гонений, чтобы защитить свою веру, сам стал гонителем, борясь с ересью с тем же рвением, с каким католики делали то же самое по отношению к протестантам. Проблема нетерпимости долгое время не давала покоя Баху, но благодаря Богу — он перекрестился, вспоминая Откровение Иоанна Богослова, — он в конце концов выбрался из этого нескончаемого мрака своих мыслей.

Королевская тема продолжала интриговать его. Он все еще был заворожен тем символическим смыслом, который Фридрих II, монарх-мечтатель, вложил в нее. Он определил окончательную структуру сочинения: две полные фуги, девять канонов и одна соната. Такое сочетание будет выглядеть, возможно, немного разнородным, тем более что за редким исключением он решил не указывать, для каких инструментов это написано. Он стал самым выдающимся органистом своего времени и теперь свободен в вопросах интерпретации. После трудного пути музыканта, который он прошел за свою жизнь, он достиг той совершенной формы, какая являет собой чистую музыку. И он предоставлял другим разукрашивать его партитуры звучностью инструментов, какие уже существуют и какие еще будут. Он увидел такой прогресс в разработке инструментов, что не сомневался: будущие века увидят рождение новых инструментов и услышат новые тембры.

И потом, совсем не обязательно королевской фуге быть оркестровой. Пусть другие музыканты задумаются над этим произведением. Фридрих II, возможно, доверил ему тему, пришедшую из тьмы веков, но он, Иоганн Себастьян Бах, придал ей цвет.

Париж, наши дни

— Летисия! Нельзя сказать, что до тебя сегодня легко добраться.

Паскаль де Лиссак пытался пробраться к столику, где сидели его приятельница и комиссар Беранже. Его шерстяное пальто выглядело таким старомодным среди джинсов, да и прическу надо было взлохматить, чтобы иметь успех в этом кафе. Добравшись до цели, он поцеловал Летисию.

— Сотрудник консерватории сказал мне, что видел, как вы направились сюда. Прими мои поздравления, дорогая.

— Спасибо, Паскаль. Я сегодня такая счастливая: это конец одного этапа и начало нового. Как бы мне хотелось, чтобы Пьер разделил со мной мою радость…

— О, конечно… — сказал Паскаль и добавил с некоторой горечью: — Но, я вижу, мсье Беранже уже радуется твоему успеху.

— Комиссар продолжает расследование, — строго ответила Летисия. — А ты, Паскаль, нарушил мой приказ.

— Да, Летисия. Но что делать? Я не мог сидеть и ждать…

— Ты прелесть!

— Хм… — хмыкнул Жиль. — Пожалуй, я вас оставлю.

— Нет, почему же? Мы еще не закончили наше исследование королевской фуги.

— Ах, вы еще занимаетесь и этой дьявольской фугой! — в досаде воскликнул Паскаль. — Я-то думал, что музыка облагораживает нравы, а не провоцирует преступления.