Живым или Мертвым - Грант Блэквуд Страница 37

В 2003 году по указанию Каддафи ливийское правительство официально проинформировало ООН, что готово понести ответственность за случившийся пятнадцать лет назад над Локерби взрыв самолета компании «Пан-Американ», летевшего 103-м рейсом в Нью-Йорк, и согласно выплатить родственникам погибших компенсацию в размере почти 3 миллиардов долларов. Этот жест был немедленно вознагражден не только словами одобрения с Запада, но и снятием экономических санкций и дипломатично высказанными похвалами со стороны многих европейских стран. Но барс не остановился на этом. Сначала он открыл свои программы вооружения для инспекторов международного сообщества, а потом осудил теракт 11 сентября.

У Кларка были свои соображения насчет причин перемены взглядов Каддафи, и он считал, что причина ее — вовсе не старческое добродушие, а добрая старая экономика. Точнее говоря, цены на нефть, которые на протяжении 90-х годов быстро снижались, в результате чего Ливия сделалась беднее, чем была в те времена, когда в пустыне царили верблюды, а не черное золото, и лишилась возможности содержать ручных террористов Полковника. Конечно, напомнил себе Кларк, подтолкнуть Каддафи на перемену поведения вполне могло и вторжение США в Ирак, глядя на которое он наверняка понял, что может произойти в недалеком будущем с его маленькой вотчиной. Честно говоря, Кларк считал, что всегда лучше иметь дело с барсом, который только делает вид, будто меняет свои пятна до тех пор, пока у него не затупятся клыки. Теперь, когда нефть вновь поднялась в цене, вопрос заключался в том, вернется Полковник к своим прежним играм или нет. Воспользуется ли он этим инцидентом, чтобы поднять скандал?

— Конечно, верховное руководство в Стокгольме хотело бы прислать туда своих собственных вышибал, но Каддафи и слышать об этом не хочет, — продолжал Стэнли. — Я знаю только, что Розенбад ведет переговоры с Даунинг-стрит. [9]Так или иначе, нам объявили боевую готовность. Херефордшир уже собирает всех наших. Двое отсутствуют — один болен, один в отпуске, — но все остальные должны быть готовы не позднее чем через час и безотлагательно выехать к нам. — Стэнли посмотрел на часы. — Скажем, семьдесят минут, с учетом дороги.

— Ты сказал — боевая готовность, — вновь заговорил Чавес. — А где? — Вопрос был вполне резонным — даже с использованием самого быстроходного транспорта путь из Лондона в Триполи займет много времени. Возможно, больше, чем осталось жить заложникам из шведского консульства.

— В Таранто. Marina Militare любезно согласилась разместить нас на своей базе, пока политики будут договариваться. Если поступит приказ, нам останется только перепрыгнуть через море — и мы в Триполи.

Оперуполномоченный милиции лейтенант Павел Росихина отвернул простыню — вернее, скатерть, — которой какая-то добрая душа накрыла труп, и уставился в широко раскрытые глаза еще одной (в этом он был заранее уверен) жертвы мафиозных разборок. Хотя, может быть, и нет. Несмотря на бледность, было ясно, что убитый не чеченец, но и не этнический русский, что, учитывая место, где все произошло, было довольно странно. Русский с Кавказа… Интересно.

Единственная пуля вошла в череп мужчины на дюйм выше левого уха и чуть ближе к глазу, а вышла… Росихина наклонился над столом, стараясь не прикасаться ни к чему, кроме скатерти, и всмотрелся в правую сторону головы убитого, покоившейся на мягкой перегородке кабинки. Ага. Выходное отверстие размером с куриное яйцо находилось за правым ухом. Кровь и мозги, выплеснувшиеся на стенку за перегородкой, позволяли довольно точно определить траекторию пули. Убийца стоял… Вот тут. Прямо перед дверью в кухню. Точное расстояние пускай определяет эксперт, но Росихина, глядя на входное отверстие, и сам видел, что стреляли не в упор. Не было ни ожога вокруг раны, ни следов от впечатывающихся в кожу мельчайших крупинок пороха. Сама рана была идеально круглой, что тоже говорило о том, что стреляли не в упор — в таких случаях на коже обычно остается хорошо различимая «звездочка». Росихина зажал пальцами нос от резкого запаха кала. Как часто бывает в случаях внезапной смерти, у жертвы опорожнились прямая кишка и мочевой пузырь. Потом он аккуратно откинул полы спортивной куртки убитого сначала слева, затем справа, и осмотрел карманы в поисках бумажника. Но там не оказалось ничего, кроме серебристой шариковой ручки, белого носового платка и запасной пуговицы от пиджака.

— Какое, по-твоему, было расстояние? — услышал он голос сзади и обернулся.

В нескольких шагах стоял его сегодняшний напарник Геннадий Олексей, вместе с которым ему уже несколько раз доводилось работать. Из изогнутых в полуулыбке губ торчала сигарета, руки он держал в карманах кожаной куртки.

За спиной Олексея Росихина видел нескольких милиционеров в форме, которые выпроваживали посетителей ресторана за дверь, где им предстояло торчать в ожидании допроса. Служащие ресторана — четыре официанта, кассир и три повара — сидели за опустевшими столами, а еще один милиционер записывал их имена и адреса.

Олексей и Росихина служили в Главном управлении по борьбе с финансовой преступностью, входившем в санкт-петербургский уголовный розыск. В отличие от большинства полицейских организаций Запада, русские оперативники не имеют постоянных напарников. Причину такого положения Росихине никто и никогда не объяснял, сам же он считал, что это как-то связано с бюджетным финансированием. От финансирования зависело все: и то, что приходилось неделями разъезжать по служебным делам на своем собственном автомобиле, и то, будет у тебя напарник или нет.

— Ты разве дежуришь сегодня? — осведомился Росихина.

— Нет, позвонили домой. Так что там с расстоянием? — повторил Олексей.

— Метр. Чуть меньше, чуть больше. Промахнуться невозможно. — Тут он заметил что-то прямо под ягодицей убитого и наклонился, чтобы взглянуть поближе. — О, пистолет. Кажется, «Макаров». По крайней мере он пытался защищаться. Вытащил бы на секунду раньше, глядишь, и…

— Тогда вопрос к тебе, — сказал Олексей. — Ты сам что предпочел бы? Как этот наш приятель, знать, что сейчас произойдет, или просто… Бух — и все. Ничего нет.

— Гена, типун тебе на язык…

— Да ладно, говори уж.

Росихина вздохнул.

— По мне, лучше всего помереть во сне — столетним дедом, лежа рядом с Натальей.

— Павел, Павел… Нет у тебя чувства юмора.

— Извини. Давай к делу. Не нравится мне все это. Что-то не так. Вроде бы и похоже на обычное мафиозное убийство, но этот дядька — не из обычных персонажей таких разборок. Во-первых, место неподходящее для него.

— Или очень смелый, или очень глупый, — ответил Олексей.

— Или в отчаянном положении. — Русский, пусть даже с Кавказа, вряд ли пришел бы в такое место, чтобы поесть лепешек чепалгаш или послушать этот жуткий пондур, который, на вкус Геннадия, больше всего походил на вопли мартовских котов.