Смерть от тысячи ран - D.O.A. Страница 38

Мотоциклист решил дождаться, когда рассветет, и сварить себе кофе. Этим утром ему не хотелось обнаруживать ни малейшего движения на ферме. Он уедет сразу, как почувствует, что момент настал. Странно, но он, почти всегда выполнявший свои задания по ночам, на сей раз счел слишком рискованным отправляться в путь в темноте.

Необъяснимая тревога, тревога жертвы.

Он чуть наклонился, провел рукой по раненому бедру, пощупал, и по мере того, как он стискивал ногу, ощущалось сначала какое-то неудобство, потом настоящая боль. Оперся на больную ногу, присел. Ничего, выдержит.

Дом, до этого момента погруженный в тишину, слегка вздрогнул и заскрипел над головой мотоциклиста. Проснулась Зоэ. Он представил, как она выбралась из своей кроватки и крадучись подошла к приоткрытой двери, чтобы, прижав к ней ухо, послушать, что происходит внизу. Эта картинка вызвала у него улыбку. Он бы предпочел остаться.

«Приезжай к Батисту, там что-то произошло. Нам позвонили…»

Это все, что Поль Катала сказал ему на другом конце провода. Адриан Виги только что проснулся и собирался завтракать. Было еще рано, но он любил воскресным утром заняться своей бухгалтерией. Можно не опасаться, что в такое время его кто-нибудь потревожит.

«Нам позвонили…»

Поль Катала был пожарником-добровольцем. Пьер Бордес тоже. Должно быть, он тоже там, у Батиста. Потому что случилось что-то серьезное. Адриан всю дорогу размышлял об этом. Насколько серьезное? Очень серьезное. Слишком. Изменившийся голос «его Пауло» не оставлял никаких сомнений.

Десять минут, чтобы выйти из утреннего ступора, одеться и предупредить жену, двадцать минут на стремительную поездку с нарушением всех правил дорожного движения. Когда Виги прибыл, ферма уже почти не дымилась, во дворе было полно народу. Здесь собрались все службы экстренной помощи, включая жандармов, которые уже разматывали вокруг места трагедии свои желтые ленты.

Его друзья с помертвелыми лицами держались поодаль. Бордес держал в руке пожарный шлем. Катала зажал в зубах сигарету. Он плакал или только что перестал: сажу на его щеках пересекали светлые бороздки. Когда Адриан Виги подошел, он заговорил первым:

— Он мертв. — Поль прикрыл глаза, чтобы скрыть обуревающие его чувства.

— Кто?

— Наш Батист.

— То есть? Что случилось?

Чтобы дать другу возможность собраться с духом, ответил Бордес:

— Никто не знает. Пока. Только — что дом загорелся, а он был внутри. Мы приехали слишком поздно, огонь уже добрался до крыши.

Поль Катала шмыгнул носом.

— Ты говоришь, никто не знает! Нашего приятеля убили, его халупу спалили!

— Кто поджег?

Никакого ответа.

— А жандармы что говорят?

— Что они в этом смыслят, твои жандармы! К тому же они нас недолюбливают.

— Не волнуйся так, Поль. — Виги взял друга за руку.

— Еще бы мне не волноваться! Говорю же тебе, убили его! Вот он, — вырвав свою руку у Адриана, Катала указал на Бордеса, — он видел, на что теперь похож наш Батист. Он ведь не сам с собой такое начудил, а?

— Что начудил? Не понимаю.

— Пойди, покажи ему. Я не могу.

Бордес молча сделал Виги знак следовать за ним. Пробравшись между пожарными машинами, они остановились перед желтым ограждением. Дальше жандармы никого не пропускали. Друзья некоторое время смотрели на то, что осталось от дома, затем Бордес указал куда-то, метрах в десяти от них, посреди пожарища.

Адриану понадобилось несколько секунд, чтобы понять, что он видит.

Почерневшая голова, обугленная со всех сторон так, что оголились кости черепа, стояла на груде чего-то. В том, что пощадил огонь, он с трудом угадал черты Латапи. Ему немного помогли оставшиеся кое-где прядки белых волос, а еще линия скулы, может, надбровная дуга, наполовину открытый глаз. Тут он осознал, что само по себе возвышение не совсем обычно. Он видел кое-как сваленные в груду разрозненные части человеческого тела. Начиная с головы, отделенной от всего остального.

Виги быстро поднес руку ко рту, пытаясь сдержаться, но не сумел; он отвернулся, его вырвало, и он покорно поплелся за Бордесом подальше от этого места.

Как только они снова встретились, Катала перешел в наступление. Печаль уступила место ярости. Их Батиста убили, ты согласен, Адриан, или как, а? При обычных пожарах люди не сгорают, разделанные на куски, а? Надо что-то делать.

— Что ты хочешь делать? — спросил Виги, как только ему полегчало.

— Да найти того, кто это сделал, черт побери, и заставить его заплатить!

— Ты знаешь, кто это?

— Ага. И ты тоже.

— Я?!

— Да, ты! Забыл, как наш Батист себя вел последние три дня?

— Нет, но что-то не понимаю…

— Что он делал три дня назад? — Катала покрутил пальцем перед носом Виги. — Где он был, наш Батист?

— Ходил к Омару Пети́.

— Вот именно, к черномазому!

Вмешался Бордес и велел им прекратить орать. Они уже стали привлекать внимание окружающих. Прежде чем продолжить разговор, друзья отошли в сторонку.

— Он сходил к черномазому, а потом спрятался, так? И тебя это не смущает? Ты же сам мне сказал, что он чем-то напуган.

— Да, помню.

— Я уверен, что это обезьяна. Надо пойти набить ему морду!

— Да подожди ты. Послушай, ты знаешь, мне этот Пети́ не нравится, но, по-моему, тут ты слишком торопишься.

— Нет, я уверен, все из-за него!

— Ты что, забыл про тех двоих парней, что вчера приходили в бар?

— Которые искали мотоциклиста?

— Ну да. Батист тоже говорил нам про мотоциклиста. Я, например, считаю, что Батист боялся его или тех двоих.

— Этот мотоциклист — он вроде отправился в сторону черномазого? Говорю тебе, чертова макака позвала своих дружков на помощь.

— Да нет у него дружков.

— Тебе-то откуда знать? — Катала уставился на Виги. — Ты, кроме выпивки, вообще ничего не знаешь. А я говорю, пойдем к нему и там посмотрим. — Он повернулся к Бордесу. — Согласен?

— Согласен.

— А ты, Адриан?

— Подумай хорошенько, Поль.

— Зачем? Они по кускам воруют наши земли, скоро мы останемся ни с чем! А теперь еще убивают нашего друга?

— Ты не можешь этого сделать!

— Ага, постесняюсь!

— Очень уж ты горяч, Поль, тебе бы успокоиться. Там ребенок.

— Плевать я хотел.

— Давай расскажем жандармам, если хочешь.

— Да что ты? И ты расскажешь им, какого черта Батист делал там три дня назад? А что ты им скажешь о нас, о себе? В жандармы идут одни слабаки и трусы.