Ватикан - Антонио Аламо Страница 38

— Дражайший Гаспар, — сказал его высокопреосвященство, покоренный этим монологом монаха, в сущности довольно пустым, но убедительным, — как я вас понимаю.

— Ваше высокопреосвященство, — добавил Гаспар, только что не дрожа, — несомненно, я погиб и, несомненно, нуждаюсь в глубоком размышлении, но есть нечто такое, о чем мне не нужно рассуждать, поскольку по крайней мере в этом отношении я не питаю никаких сомнений: дело в том, что их высокопреосвященства окончательно лишились рассудка, потому что в этом кабинете, да, ваше высокопреосвященство, в этом самом кабинете они сейчас плетут заговор с целью убить Папу. Вы понимаете?!

— Боже Святый! — воскликнул Хакер и с явным неодобрением закачал головой. — Быть того не может!

— Вот и я твержу про себя то же, ваше высокопреосвященство. Невероятно, однако эти люди собираются убить Папу. И не просто убить: они оправдывают свои действия учением Церкви! Приводят доводы даже из области традиций и обычаев! Но при всем моем к ним уважении — разве жизнь не священна? Разве?.. Я хочу сказать, что убийство — это нечто особенное… Совершая его, мы нарушаем главный из божественных принципов. Даже собственная жизнь не принадлежит нам, мы всего лишь иждивенцы нашего существования, и вот теперь мы доводим это верование до логического предела, кто бы ни был жертвой, разве нет? Как можем мы располагать чужой жизнью? Жизнью Папы? Убить его?

— Вижу, что у вас ясный ум, брат Гаспар, но не стоит так волноваться, прошу вас.

— Как же мне не волноваться? Если я дошел уже до глубин отчаяния! — признался Гаспар, забывая, кто есть кто. — Да, ваше высокопреосвященство, я был и до сих пор пребываю в таком отчаянии, — добавил он с уверенностью, основанной на том, что Хакер не только человек здравомыслящий, но и умеет слушать других, — что даже думал поскорее убраться в свой монастырь, предоставив делам идти своим чередом, потому что здесь, в Ватикане, я чувствую себя узником.

— Узником? Почему?

— Очень сожалею, но мне приходится сообщить вашему высокопреосвященству, что у меня нет ни обратного билета, ни денег на него, потому что (вас, наверное, это удивит) его высокопреосвященство кардинал Кьярамонти и архиепископ Ламбертини бесчестно обчистили меня до нитки во время нескольких партий в покер, состоявшихся пару дней назад, и я не солгу, если скажу вам, что еще никогда в жизни не чувствовал себя таким беспомощным. Вы не могли бы одолжить мне денег? Пусть даже в счет «лепты святого Петра»?

— Что?

— Я говорю, не могли бы вы ссудить мне немного денег?

— Полагаю, что да, хотя… Я никогда не ношу с собой наличные, а моя чековая книжка — у секретаря, который сейчас в Гамбурге и вернется в Рим только завтра. Вы можете подождать до завтра?

Брат Гаспар кивнул.

— Так или иначе, брат Гаспар, — ласково улыбнулся ему кардинал, поигрывая своим нагрудным деревянным крестом так, что доминиканец на мгновение до смерти перепугался, что за Хакером водятся те же слабости, что и за Лучано, — я могу пригласить вас поужинать сегодня вечером. Вы не против? Мне тоже нужно кое-что рассказать вам.

Гаспар кивнул.

— Полагаю, вы знаете ресторан «L’Eau Vive»?

— Только понаслышке.

— В половине девятого вас устроит?

— Да, вполне.

— Ладно, брат Гаспар, тогда продолжайте. На чем вы остановились? Ах да, вы говорили, что государственный секретарь и кое-кто еще собираются устроить покушение на жизнь Папы. Или я неправильно понял?

— Ваше высокопреосвященство, я действительно хочу избежать участия в заговоре подобных масштабов, потому что, несмотря на многие грехи, в которых можно обвинить Папу (а он грешен, это мне доподлинно известно), мне кажется, что убивать его — далеко не лучший способ разрешить небольшие проблемы и логичные и не совсем логичные внутренние противоречия, нашедшие себе место в самом сердце нашей Святой Матери Церкви. Возможно даже, что, прежде чем покинуть дворец, нам следовало бы позвонить Папе и предупредить его о преступных планах, которые вынашивают их высокопреосвященства. Да, похоже, это самое разумное. Или нет?

Кардинал Хакер кивнул, после чего брат Гаспар встал, снял трубку и спросил:

— А может, лучше сразу позвонить в полицию? Какой у них номер?

— Повесьте трубку, брат Гаспар, — ответил кардинал, не повышая голоса, но с несомненной строгостью.

— Что?

— Нам не нужны лишние скандалы.

— Лучше скандал, чем преступление, ваше высокопреосвященство.

— Немедленно повесьте трубку, брат Гаспар.

Монах повиновался.

— А теперь сядьте.

Гаспар снова послушался приказа, Хакер же продолжал пристально смотреть на него, хотя лицо его ничего не выражало. Глубоко переведя дух, он сказал:

— Послушайте меня хорошенько, брат Гаспар. Ватикан — суверенное государство, и поэтому ни итальянская, ни какая другая полиция не обладают юрисдикцией в его пределах. Однако в том случае, если у вас вновь возникнет искушение привлечь службу безопасности какой-нибудь иностранной державы для разбирательства в наших внутренних делах, предупреждаю, что на вас не обратят никакого внимания, мало того: если вам взбредет в голову совершить какой-нибудь ложный шаг или иную дурость в этом роде, то мне придется начать официальное расследование касательно вашей персоны, расследование, которое, возможно, заставит нас прояснить кое-какие темные стороны вашей биографии, как, например, интимные отношения, в которые вы вступили с неким прелатом в вашей гостинице. С другой стороны, в ваших богословских трудах мы уловили некоторую нечеткость в формулировке вопросов нашего вероучения. В иных местах, брат Гаспар, несмотря на прямоту и искренность ваших побуждений, богословы обнаружили у вас следы пантеизма, которые никак не согласуются с учением нашей Церкви. В подобном случае нам придется принять довольно суровые меры, как уже случалось при таких обстоятельствах: изъять ваши книги, отрешить вас от исполняемых вами обязанностей или, не дай то Боже, начать параллельное расследование в отношении вашего приора и ваших братьев по монастырю. Надеюсь, брат Гаспар, что из моих слов вы сделали вывод, что ближе всех к полиции в Ватикане Священная конгрегация по вопросам вероучения, которую я представляю, одновременно являясь ее главой. Я ясно выразился?

Гаспар кивнул.

— Что с вами? Вам плохо?

— Нет, ваше высокопреосвященство, просто из-за сандвича с лососиной у меня расстроился желудок.

И это была чистая правда.

— Ах, чревоугодие, чревоугодие… — сказал кардинал. — Хрестоматийный грешок всех монахов.

И, расплывшись в улыбке, он встал, прошел к двери, открыл ее и, прежде чем переступить порог, обернулся к бедному Гаспару и добавил:

— Приказываю вам оставаться здесь, пока я не вернусь.

Весь ход истории ясно показывает, какая вражда существует между мирянами и духовенством.