Мертвые не плачут - Сергей Абрамов Страница 39

Как говорил герой вестерна: мертвые не потеют…

Все – так. И все же…

А коллекция наверняка и впрямь дорогая.

И – никаких выводов из увиденного! Как не было решения, так и нет его.

Разве что асфиксия…

Смерть от удушья Пастух по-прежнему держал в запасе как несложный и надежный вариант, но ему по-прежнему очень не хотелось прибегать к несложному и надежному. Да и пользоваться недугами приговоренного… Рутинно и нет полета, так он думал. Так он думал всегда, потому что цель – отчетлива и определена не им, но средства – это уж его заморочка. К месту вспомнился бесстыжий анекдот про фашистский концлагерь, где здоровенного заключенного гадкий фашист приговаривает к газовой камере. А заключенный – ну, наш человек, вестимо! – с тоской отвечает: «Товарищ гауптштурмфюрер, ну, как же так: вчера газовая камера, сегодня газовая камера, сколько ж можно!..»

Аналогия случайная и далекая, но Пастух тоже не любил повторения пройденного.

Но время пока было.

До дома доехал быстро, по ночам Город-городок сильно сбавлял свою автомобильную деятельность, улицы ощутимо пустели.

Мальчик не спал.

Пастух, стараясь не шуметь, вошел в квартиру и увидел его, сидящего в кухне за столом и что-то пишущего «биковской» шариковой ручкой на листе бумаги.

А между тем третий час ночи к концу шел.

– Ты чего не спишь? – спросил Пастух.

– Стих сочинил, – ответил Мальчик, не отрывая от листа ни глаз, ни ручки. – Щас, щас… Ты располагайся пока. Есть все равно нечего, да и поздно уже.

Пастух, заинтригованный, сходил в душ, отмылся, постирал футболку, в трусах пришел в кухню и сел напротив поэта.

– Про что стих?

– Про нас с тобой. Как все было и как все будет. Слушай.

И прочитал. С некоторым даже выражением:

– Однажды, вдруг, когда-нибудь… я Вам припомню это… а может быть, слегка чуть-чуть… я вам припомню то… но, не исключено, поняв… что ясных сроков нету… я не припомню ни-че-го… уйду, забыв пальто… исчезну в дебрях декабря… в закат такого года… в восход другого объявлюсь… скользну средь бела дня… но Вы, не видя тень мою… у края небосвода… однажды, вдруг, когда-нибудь… не вспомните меня.

Поднял лицо.

– Ну как?

– Здорово, – честно сказал Пастух.

Про «здорово» не соврал, а вообще-то не врубился: красиво – да, складно, мелодично, но как-то странно: «дебри декабря», к примеру – это как?..

Он никогда не понимал, как люди могут облекать свои мысли в музыкально отстроенные да еще и рифмованные строки. И заведомо уважал таких людей. А тут один из них – вот он, напротив, улыбается с неким ожиданием реакции слушателя.

– Здорово, – повторил Пастух. – Не ожидал. Честно – преклоняюсь. Мне вообще стихи нравятся, а эти – это ж мне, да?

– Угадал, – сказал Мальчик и протянул рукописный лист Пастуху. – У тебя есть бумажник?

– Есть. Ты ж видел.

– Ага. Ты сложи листок и в бумажнике спрячь. На память.

– На какую память? Ты что, помирать вздумал?

– Ни в коем случае, – улыбнулся Мальчик. – Я собираюсь жить вечно. Дел у меня в жизни – куча. А стих сохрани, сохрани, мало ли как фишка ляжет…

– Спасибо тебе, – сказал Пастух, складывая листок вчетверо и пряча в бумажник. – Я его выучу.

Пастух проснулся как обычно, ни свет ни заря. Мальчик – тоже как обычно – спал носом к стенке. Славный праздник дня рождения Губернатора календарно приблизился. Завтра днем начнется. Принимая во внимание какое-то и вовсе бурундучье одинокое существование несчастного Гольфиста, акцию, уверен был Пастух, просто необходимо было осуществить шумно и на людях. В самом деле, ну помрет он в своем уютном доме посреди старинных ружей, пистолетов, сабель и кинжалов – кто его обнаружит? Разве что домработница, если таковая имеется… А все его родные и близкие существуют как-то отдельно и соединиться не спешат. А это надо Пастуху: ликвидировать фигуранта, о смерти коего узнают случайно и дня через два? Не надо. Наставник вестей от него не ждет, потому что вести приходят к Наставнику по иным каналам. В том числе и по информационным. И Наставник доволен: его Пастух и борозды не портит, и план перевыполняет. Так что и эта смерть должна стать публичной. А где у нас публика? Публика у нас соберется в известной загородной резиденции Губернатора.

То-то будет шуму!

Пастуху было скучно. Ему жаль было расставаться с таинственно красивым миром оружия, любовно собранном Гольфистом вокруг себя и для себя. Именно из этого мира и с помощью какого-то редкого экспоната – ну, например, с помощью пистолета работы месье Лепажа, который предназначен в дар Губернатору, – он, Гольфист, если по совести, должен бы уйти в иной мир. Ан не выходит!

Только если сам Губер, разглядывая подарок, нечаянно стрельнет в дарителя.

Увы, этого и Пастух организовать не сможет…

Пожар, что ли, там устроить? Все-таки шум, гам, народ соберется, телевизионщики среагируют профессионально скоро…

Нельзя. Пожар уже имел место, повторяться стыдно и небезопасно.

Как теоретический вариант существовал еще и гольф. Любимая тема западных мастеров детективного жанра: смерть на поле для гольфа. Читывали. Там всегда в итоге находился убийца, потому что смерти, сочиненные оными мастерами, были очевидно насильственными. Так Пастух смутно помнил. Но, по-любому, он гольфа не знал. И как там сочинить и организовать естественную смерть, не ведал. А времени для хотя бы какого-никакого изучения гольфа не имелось.

Короче, надо было снова ехать в резиденцию.

Как уж повелось, смотался в магазин за хлебом-сыром-молоком, разбудил Мальчика, поторопил:

– Мухой мыться, чистить зубы и завтракать. Дел невпроворот.

– Я с тобой?

– У тебя будет свое дело. Важное и требующее внимания и точности. Я тебя отвезу в один крутой поселок, это недалеко, и ты там станешь пасти одного мужика: что делает, куда пошел, кто пришел и так далее. Обычная слежка. Но – с мельчайшими подробностями. Справишься?

– Постараюсь, – осторожно сказал Мальчик. – Я читал вообще-то про слежку… А что за мужик?

– Олигарх местный. Не из первых, но…

– Это его ты убьешь, да?

Пастуху вопрос не понравился, и он счел необходимым пояснить:

– Не убью. Казню.

– Какая разница? И то и то – смерть нехорошему человеку.

– Я не знаю, хороший он или нет…

Пастуха почему-то повело на риторику. Но он давно собирался поговорить с Мальчиком, хоть как-то сформулировать для него свою роль в той пьесе, в которую Мальчик уже и сам вошел – статистом пока. Но вошел. И должен знать если и не весь сюжет пьесы, то хотя бы собственную крохотную, но не бесполезную рольку, ее место и ее время.