Выжжено - Андреас Эшбах Страница 4

Локализация означала, что все программы должны быть подогнаны к местным условиям так, чтобы их можно было ввести в разных странах. Например, чтобы во все планки ввода, в меню и в выходные отчёты были введены соответственные немецкие, итальянские, французские и тому подобные термины. Следовало проверить, чтобы все форматы данных и цифровых изображений были применены правильно. Перевести инструкции по применению и функции помощи, создать обучающие инструкции и далее в том же духе. Но в первую очередь речь шла о том, чтобы приспособить программы к предписаниям законов разных стран. Поскольку в версию 8 входили многочисленные новые модули, это была большая часть задания. Для этого им предстояло регулярно связываться с юристами и налоговиками у себя на родине, претворять в жизнь их консультации и пожелания, обсуждать это с собственно разработчиками и, наконец, перепроверять то, что у тех получится. Все изменения должны быть отражены в инструкциях по применению и, само собой разумеется, во всей документации.

Локализация программы представляла собой ответственную и кропотливую работу, качество которой во многом определяло шансы на внедрение на том или ином рынке. Традицией фирмы «Lakeside and Rowe, Inc.» было в принципе доверять это задание не программистам, а исключительно сотрудникам отделов сбыта, которые лучше знали пожелания и потребности клиентов.

Шесть месяцев, отведённых на этот проект, были скорее сжатыми сроками. Им придётся вкалывать как сумасшедшим, чтоб управиться к тому моменту, когда придёт пора лететь домой. То, что локализация означала тяжёлый труд, было достаточно хорошо известно. Несмотря на это, попасть в проект стремились: поскольку благодаря этому автоматически становишься бесспорным специалистом в своей языковой версии, и личная карьера после этого заметно идёт в гору.

У Маркуса Вестерманна, правда, были другие планы. Он попал в страну своей мечты, и он не собирался опять её покидать. Ни по истечении шести месяцев, ни тем более для того, чтобы вернуться в Германию.

Настоящее

Он пришел в себя, увидел свет, услышал голоса и снова погрузился в восхитительную тьму. Но всё же настало время, когда он смог раздвинуть веки и оглядеться. В замешательстве он обнаружил, что лежит на белой больничной кровати, и почувствовал запах дезинфицирующих средств. Затем вспомнил, как и почему всё произошло. Боли он не чувствовал.

Маркус поднял руки. Кисти в порядке. Одно предплечье перевязано; прозрачная трубка уходила под слои бинтов. Он осторожно ощупал лицо. Повязки, пластыри. Должно быть, выглядел он ужасно. Но вроде бы всё было цело. Повезло с несчастьем.

Вошла, улыбаясь, медсестра, проверила уровень жидкости в прозрачном пакете капельницы. Он с усилием спросил, как давно он здесь, и она ответила не то с русским, не то с польским акцентом:

– Sorry. I don't speak English.

Он глянул на неё в недоумении. Что-то здесь было не так.

На груди у неё он увидел маленькую голубую табличку: «Сестра Малгожата». «Сестра» – по-немецки!

Он откашлялся и попробовал на родном языке:

– Давно я здесь?

Она виновато улыбнулась.

– Не знаю. Я сама здесь первую неделю.

– А какой сегодня день?

– Среда, – ответила медсестра и снова вышла.

Он огляделся, ища, на чём остановить взгляд. Вторая кровать в палате пустовала. Ветер за окном шевелил чахлое деревце. Листья на нём были бурые, и некоторые облетали прямо на глазах. Маркус постепенно начал понимать: осень.

То была осень. Он не только почему-то очутился в Германии, но с момента его автокатастрофы прошло, должно быть, пугающе много времени.

Прошлое

Маклер, когда показывал им дом, казалось, следил за тем, чтобы ни на минуту не оставить одних. Он расхваливал его, как будто в этом была нужда, потом зазвонил телефон – и они улучили, наконец, минутку для себя.

– Дом – просто с ума сойти! – шепнул Вернер. – И за такие небольшие деньги! Надо быть не в своём уме, чтоб не купить его.

У Доротеи голова шла кругом. То ли от захватывающей дух панорамы, которая открывалась с террасы. Или от перспективы, что её мечты о собственном доме вдруг так внезапно исполнятся?

– Зачем люди продают такой дом? Вот это мне действительно хотелось бы знать.

– Давай просто спросим, – Вернер просиял улыбкой во всё лицо. – С бассейном, Боже мой! Уж об этом я бы и мечтать не смел. А тут он идёт в качестве бесплатного приложения! Ты только посмотри – одна гостиная чего стоит. С камином. Галерея. Комнаты наверху, первый этаж, подвал… и огромный участок… Даже без бассейна цена была бы абсолютно приемлемой.

– А ты не боишься, что в этом скрыт какой-то подвох? – Доротея не могла обойтись без подозрений. Если дело выглядело слишком хорошо, чтобы быть правдой, то, как правило, оно оказывалось неправдой. По её опыту, во всяком случае.

Вернер горел воодушевлением.

– Единственный подвох, какой я вижу, это то, что нам не захочется отсюда уезжать, – он поскрёб подбородок. – Да и не так уж это дёшево. Без твоего наследства мы могли бы даже не начинать подсчёты.

Наследство, да. Доротея почувствовала укол. Может, в этом и была загвоздка. Маленькая боль, при всей красоте, словно шипы у розы.

Однако дом был сказочный. Он стоял прямо над обрывом, на наружном, северо-восточном склоне Швабской Альбы, и с большой террасы открывался вид на бескрайнюю, слегка холмистую равнину, поверх лесов, крестьянских хуторов и деревень, над петляющими речками и рыбными прудами. Под террасой размещался плавательный бассейн. Сам по себе дом был построен с размахом, со вкусом и элегантностью, места в нём хватило бы хоть на четверых детей, найдётся помещение и для хобби Вернера… Всё, чего только может душа пожелать. Правда, он располагался на отшибе и стоял уединённо, но ведь здесь не та местность, где можно опасаться неприятностей. Это немного дальше от фирмы Вернера, чем они себе представляли. Но оно того стоило.

– Прежний владелец, – ответил на вопрос Вернера вернувшийся к ним маклер, – через наше агентство подобрал себе хороший участок, что-то вроде поместья, историческая усадьба, эксклюзивный случай. – Он улыбнулся, явно исполненный профессионального удовлетворения. – Кажется, тем самым исполнилась его юношеская мечта.

Доротея испытала облегчение, услышав это. Ей было бы не по себе, если бы причиной продажи явилось разорение.

Вернер сказал:

– Тем лучше для него.

Конечно, он имел в виду «тем лучше для нас», это было видно.

Доротея и в самых смелых своих мечтах не представляла, что когда-нибудь будет так жить. Даже кинозвёзды или миллионеры побледнели бы от зависти, увидев этот дом. А его предлагают им! Достаточно только сказать «да»! И всё лишь потому, что Вернер состоит в том же клубе внедорожников, что и владелец агентства недвижимости, начальник этого маклера.