Последняя кантата - Филипп Делелис Страница 4

— Можно признать высоким искусством некоторые его партитуры, но он не принадлежит к числу композиторов первого ряда. Нет, лучшим примером исключения может послужить, конечно же, Моцарт. А современные композиторы все чаще и чаще пишут синтезированную музыку для инструментов, которых как бы и не существует.

— Если я правильно понимаю, ваш диплом по фортепьяно сам по себе вам в какой-то степени безразличен, а главное для вас — получить первую премию по фуге.

— Вы все поняли! Итак, мы идем смотреть эту пьесу?

Потсдам, 7 мая 1747 года

По приглашению гофмейстера посетитель сел на диван в приемной, где по случаю воскресного вечера уже ярко горели канделябры. Положив руки на бархатные подлокотники, он огляделся. Ему не правилась роскошь этого нового дворца Сан-Суси, его позолоченные потолки и яркие краски настенной живописи. Сам он жил в скромной квартире при школе церкви Святого Фомы в Лейпциге и никогда не завидовал власть имущим. Он знал, что уже недалек конец его земной жизни, но он имел счастье почти всю ее посвятить прославлению Бога. Бог выбрал его, чтобы он служил ему, даровав столь редкий дар, которому завидовали все его друзья и большинство коллег.

Двери широко распахнулись, чтобы пропустить человек двенадцать в расшитых одеждах. Они несли скрипки, виолы да гамба, трубы, гобои и теорбы. [16]Не взглянув на визитера, они пересекли приемный зал и скрылись за дверью напротив. Он подумал, что, пожалуй, уже слишком стар для того, чтобы отправиться в такое дальнее путешествие — из Лейпцига в Потсдам. Слов нет, его сын Карл Филипп Эмануэль, [17]состоящий на службе у прусского короля, уже давно побуждал его встретиться с королем. Уверял, что король — страстный любитель музыки. Но чего ради ему предписали пуститься в путь? Разве нельзя было подождать, когда государь сам пожалует в Лейпциг? Как все же нетерпелива молодость! Хотя ведь известно, что король Пруссии — воплощенное нетерпение. Разве не он, едва вступив на престол, объявил войну Австрии? В двадцать восемь лет! И эта встреча со старым музыкантом, с ним, тоже не представляла никакой срочности. По крайней мере он уверен: не было настоятельного повода к такой спешке…

В огромной соседней гостиной король Фридрих II готовился сыграть со своими музыкантами один из тех миленьких, но неглубоких концертов, которые он обожал. Он уже с силой подул в мундштук своей флейты, разогревая внутренний воздушный канал инструмента, чтобы легче было настроиться на ля фортепьяно, как к нему приблизился гофмейстер и доложил о прибытии капельмейстера Иоганна Себастьяна Баха. Королевский дирижер уже поднял свой смычок, но король сделал ему знак остановиться. И торжественным голосом, словно читая указ, объявил:

— Господа, приехал старик Бах!

Он жестом отослал музыкантов и приказал ввести гостя.

В ту минуту, когда Бах перешагнул через порог, в гостиной послышались звуки фортепьяно. От усталости Бах видел уже не очень хорошо и не сразу понял, что за клавиром сидит сам король. Только убедившись, что никого другого в гостиной нет, лейпцигский кантор признал очевидное: этот человек лет тридцати пяти, не больше, хотя он без парика и прочей королевской мишуры, — несомненно, молодой деспот, которого вся Европа обожала, боялась или ненавидела… И он встречал его музыкой!

Фридрих II играл фугу. Тема была простая, но приятная, даже не лишена красивости, оригинальности и немного — смелости в мелодической разработке. Король развил ее, насколько мог лучше, на два, а потом на три голоса. Сознавая пределы своих возможностей, он вдруг оборвал мелодию, наиграл тему одной правой рукой, потом встал и направился к Иоганну Себастьяну, который склонился перед ним в поклоне. Когда же он выпрямился, то с удивлением увидел, что Фридрих II тоже приветствует его поклоном.

— Добро пожаловать в Потсдам, мэтр. Надеюсь, путешествие было не слишком утомительным? Ведь для вас это дальний путь. Я понимаю…

Король с улыбкой взял Баха под локоть и бережно провел в глубь гостиной.

— Ваш сын многое рассказал мне о вас и открыл для меня вашу музыку. Иными словами, он открыл для меня музыку. До вас были просто ноты, а с вами — музыка. И это — немецкая музыка!

— Ваши слова — слишком большая честь для меня, ваше величество. И до меня были прекрасные музыканты, и после будут еще более талантливые.

— Нет, это вы слишком скромны: я уверен в суде истории, мэтр Бах… Пойдемте со мной, я покажу вам несколько интересных инструментов.

Фридрих Великий сделал знак Иоганну Себастьяну следовать за ним, и они прошли в смежные покои, где стояли два фортепьяно.

— Что вы думаете об этих клавирах, господин Бах? — спросил король.

Иоганн Себастьян приблизился к первому и увидел знакомую табличку: Готфрид Зильберман. Он улыбнулся. В свое время у него был долгий спор с этим органным мастером из Фрейберга относительно его способа усовершенствования изобретения Кристофори. [18]А именно — по поводу способа настраивать инструмент, чтобы можно было правильно играть во всех тональностях. Первые инструменты Зильбермана не были совершенными на высоких звуках, и их туше было недостаточно гибким. А главное, их аккорд, или «темперация», не позволял достигать абсолютно точных модуляций. Зильберман сначала принял замечания Баха довольно скептически, но постепенно согласился с ним настолько, что его последние фортепьяно почти полностью отвечали требованиям лейпцигского кантора.

Иоганн Себастьян попробовал интервал соль-бемоль — ре-бемоль в высоком ряду клавира и недовольно поморщился.

— Он бьет выше себя самого, [19]— сказал он государю, отходя от инструмента.

Таким образом Бах проверил все фортепьяно, находящиеся во дворце, около нескольких он задерживался. Придворные издали созерцали странный обход старого кантора, который даже не успел сменить дорожное платье, и молодого короля, внимающего объяснениям мэтра. Фридрихом II было куплено около пятнадцати инструментов Зильбермана. Бах пришел к выводу, что клавир, на котором король играл, когда он вошел, лучший.

— А вы знаете, ваше величество, что есть много клавесинов, более приемлемых, чем фортепьяно. Это тоже неплохой инструмент, но вряд ли у него есть будущее…

— Ах, мэтр Бах, к чему такая суровая оценка? И не вам, человеку, совершившему революционный переворот в музыке, убеждать меня, что только прогресс движет миром. Или по меньшей мере придает ему небольшое движение вперед… Что вы скажете о теме для фуги, которую я играл, когда вы вошли?