Газетчик - Александр Молчанов Страница 4

Она не сразу поняла, где находится. За окном было темно. Она была голой и лежала на диване, накрытая одеялом. Рядом спал Алексей. Нина почувствовала боль между ног и все вспомнила: кухню, Эккерсли и то, чем они занимались с Алексеем. Она вылезла из-под одеяла и вышла в кухню. Нашла свою одежду, быстро оделась. Взяла учебник и вернулась в комнату. Положила руку на плечо Алексея.

– Леша, просыпайся.

Алексей застонал.

– Сейчас, мам.

– Леша, сейчас твои родители придут с работы.

Алексей открыл заспанные глаза и посмотрел на Нину.

– Сколько времени?

Она нашла глазами часы на телевизоре.

– Без пятнадцати шесть.

– Да. Сейчас отец придет, – подтвердил Алексей. – Хочешь, я тебя провожу?

– Нет, – сказала Нина, – сама дойду.

– Ладно, – легко согласился Алексей. – Захлопни дверь.

Нина поцеловала его в щеку и вышла из квартиры.

Она шла по вечернему поселку и думала о своем сне. Это был не просто сон, это было предупреждение. Но о чем?

После смерти матери Нина жила с тетей в маленьком синем доме на берегу реки. Каждую весну река разливалась, и вода подходила почти к окнам их дома. Нина думала, что когда-нибудь вода поднимется выше, чем обычно, и синий домик оторвется от фундамента и уплывет.

На шатком навесном мосту она снова почувствовала то, что пережила во сне, – ощущение чего-то липкого, клейкого и страшного. Как будто за ней кто-то наблюдал. Остановилась посреди моста, наклонилась, опершись о дощатые перила. Отпустить сейчас руки – секунду будет холодно, еще секунду больно. А потом все кончится.

Нина резко выпрямилась. Она вспомнила, откуда это ощущение. Она думала, все давно прошло и забыто, но нет, не прошло и не забыто. Оно снова здесь, и если она не сделает что-нибудь прямо сейчас, оно останется с ней навсегда.

Дома Нина первым делом подошла к телефону, стоящему на холодильнике, и набрала номер. В трубке послышался недовольный мужской голос.

– Сергей Семенович, это Нина.

– Какая еще Нина?

– Репетитор Алеши. Передайте ему трубку, пожалуйста, я забыла кое-что сказать по домашнему заданию.

– А, сейчас. Леха! Эй, двоечник, иди сюда, тебя твоя учительница!

Отец Алеши был простой работяга в коммунальной службе поселка – ремонтировал мостки и копал канавы для водопроводных труб.

– Нина, привет, – послышался бодрый голос Алексея. – Забыла что-то?

По слишком бодрым ноткам Нина поняла, что отец стоит рядом. Но это было не главное, ей нужно было, чтобы Алексей ее услышал. Что он скажет в ответ – не так важно.

– Слушай меня внимательно, – сказала она. – Я хочу, чтобы ты кое-что для меня сделал.

Павлу Пшеницыну в начале лета исполнилось двадцать два. Это был очень полный молодой человек, рыжий, с большим, круглым, густо покрытым веснушками лицом. Он с детства хотел работать в милиции, никакие другие варианты даже не рассматривал. Несмотря на внушительные габариты, милицейская форма сидела на нем как вторая кожа. Трудно было представить его в чем-то другом.

Непонятно, как Пшеницыну это удавалось, но он всегда выглядел как представитель власти и закона. Даже когда пил пиво в пятницу вечером в баре «Улыбка» на берегу реки. Или когда копал грядки. Или чинил машину. Или когда перелезал через забор жилого дома на улице Подгорной.

Пшеницын спрыгнул с забора и подошел к дому. Он посмотрел в окно комнаты, приложив ладони к лицу, чтобы не отсвечивало.

– Мать моя женщина, – негромко сказал он и перешел к соседнему окну. Заглянул в него и ничего не сказал. Обошел дом и вошел без стука.

Его глазам открылась следующая картина. Стол был заставлен пустыми бутылками, немытой посудой и завален объедками и огрызками. Рядом лежал опрокинутый стул, под стулом – мужчина в белой рубашке. Рубашка была испачкана кровью, голова мужчины в крови. Пол вокруг тоже был залит кровью.

Перед ним на коленях стоял другой мужчина. Этот был лохматый, усатый, одет в тельняшку с длинными рукавами. Он обнимал себя за плечи и раскачивался из стороны в сторону.

Мужчину в тельняшке Пшеницын знал. Валера Шаврин, бездельник, вор и пропойца. Пшеницын подошел ближе. Шаврин поднял глаза и тихонько зашипел.

– Тихо, тихо, – успокоил его Пшеницын, – сиди, где сидишь.

Он медленно обошел Шаврина слева и через открытую дверь вышел в спальню. В спальне из мебели была только широкая двуспальная кровать. Постельного белья не было, кровать была покрыта каким-то ворохом тряпья, в котором можно было разглядеть занавески. Поверх тряпья лежала голая женщина, бесстыдно раскинув ноги. Пшеницын встал над ней и несколько секунд стоял, наклонив голову, и смотрел. На вид женщине было лет тридцать – тридцать пять. Наверное, ее можно было бы назвать симпатичной, если бы не следы регулярного употребления некачественного алкоголя на лице.

Пшеницын подошел к ней ближе, протянул руку и потрогал грудь. Грудь была твердая и холодная.

– Понятно, – сказал Пшеницын и повернулся к двери.

В дверях стоял Шаврин и улыбался.

– Я тебе сказал, где сидеть? – удивился Пшеницын. – Вернулся на место, живо.

– Я за Любку любого порву, – сказал Шаврин.

Пшеницын взялся за край занавески, выдернул ее из-под женщины и накрыл ее сверху. Это было не по инструкции, но Пшеницыну сейчас было плевать на инструкции.

– Ты кто, – сказал Шаврин.

Пшеницын подошел к нему и толкнул в плечо.

– Пошел, давай, – скомандовал он.

– Сам пошел! – заорал Шаврин и взмахнул рукой. Пшеницын увидел большой кухонный нож. Он легко перехватил руку с ножом, пару раз стукнул ею о дверной косяк. Пальцы Шаврина разжались, нож упал и воткнулся прямо в его босую ногу. Шаврин заорал, оттолкнул Пшеницына и кинулся к окну.

– Стоять! – крикнул Пшеницын, но Шаврин уже с разбега нырнул в окно. Стекло с грохотом разлетелось, и Шаврин застрял. Передняя часть туловища оказалась на улице, а ноги остались в комнате.

– Замечательно, – сказал Пшеницын. – Просто замечательно.

Пшеницын отвез истекающего кровью Шаврина в районную больницу, а сам поехал в райотдел. Райотдел размещался в трехэтажном кирпичном здании на берегу реки. Рядом стоял небольшой деревянный домик – здесь райотдел сидел до 1986 года. Говорят, это было первое здание, построенное в Шиченге в 1936 году, когда район отделили от Архангельской области и сделали самостоятельной административной единицей. Здание было примечательно тем, что в конце 1970-х из него сбежали трое заключенных, отбывавших пятнадцать суток, – ухитрились прорыть тоннель до реки. Конечно, их сразу поймали и добавили каждому по два года за побег. После этого появилось новое здание, со стальными решетками и бетонными полами. Отсюда так просто не сбежишь.