Стеклянные стены - Андрей Кузечкин Страница 4

Самое интересное – ни одной бирки, ни одной буквочки, ни одного made in… Да что ж такое! Опять я какой-то совковый фильм цитирую. Данил сказал бы: «Ты на старой частоте!» Про частоты он сейчас какого-то эзотерика читает и всем советует. У меня все никак руки не дойдут.

Я сходил за обувью Изольды. Изучил: обычные кроссовки без маркировки. Китайский ноунейм. Что характерно – на липучках. Шнурки не положено иметь, опять же понятно кому.

Так получается, что Изольда – беглый арестант из несуществующей тюрьмы. В этой тюрьме всем положена одинаковая униформа, которую либо там же и изготовляют, либо закупают на ближайшем рынке.

Одна нестыковка. Если бы ее насильно удерживали на какой-то подпольной фабрике в качестве рабыни – такие случаи в дикой провинции не редкость, – она бы первым делом все рассказала мне и потребовала бы, чтобы я вызвал полицию. И плакала бы навзрыд. Логично?

Но Изольда с самого начала была спокойна. И немногословна, хотя кое-что странное и успела сказать.

Странное, да. Вообще все это очень странно.

Вынеся этот вердикт, я швырнул вещи Изольды в кладовку и поднялся на первый этаж, где уже было темно. Свет я не включал, да и не стал бы, даже если бы Изольды здесь не было.

Зашел в свободную комнату. Ощупью добрался до кровати, ощупью же и разделся. Прежде чем устроиться поудобнее, отодвинул занавеску и выглянул наружу.

Почему-то я совсем не испугался и даже не удивился, когда увидел человека с фонариком. Точнее, увидел я только фонарик, мелькающий между деревьев. Но не может же он летать сам по себе.

Человек с фонариком прошел мимо – в окна не светил, даже шага не замедлил. Он двигался со стороны моста, значит – из деревни. Там, куда он идет, ничего нет. Только тропинка, ведущая через лес.

Это значит, что скоро он пойдет обратно.

Я ждал, пока глаза не начали слипаться. Человек так и не вернулся. А может, вернулся, но с выключенным фонариком.

Мне все равно. Я в цитадели.

Несколько крошечных деревянных домиков. Два домика чуть побольше – столовая и клуб. Склад. Сараи. Стрельбище для игры в пейнтбол. Вот и вся база отдыха «Рикошет», закрытая с окончанием сезона.

Не доехав метров ста до ворот, останавливается черный джип. Из него выходят двое мужчин в черных куртках. Оба бриты наголо.

– Здесь?

– Здесь. Охранник ее заметил. На складе прячется. Видел, как она роется в мусорном баке. – Человек смеется. – Жрать-то хочется!

Они идут к воротам. Охранник, молодой парень с не умещающимся в форменной куртке брюхом, уже ждет их.

Один из мужчин вручает ему несколько купюр, сложенных вдвое и заколотых пластмассовой клипсой. Охранник молча показывает, куда идти.

Мужчины идут мимо пустых домиков к дровяному сараю, запертому на щеколду.

Один из мужчин жестом предлагает другому обойти сарай кругом. Они осторожно шагают вдоль стен, пока наконец не находят, что искали: плохо прибитую доску.

Мужчина отодвигает доску в сторону – в получившееся отверстие вполне может пролезть худой человек. Жестами показывает второму: стой тут, я войду через дверь.

Войдя в сарай, мужчина находит выключатель. Под потолком загорается тусклая лампочка. Он идет, заглядывая за каждую поленницу, и наконец видит миниатюрную женщину в грязном сером комбинезоне, сидящую на полу. Кажется, она плачет.

Увидев мужчину, она испуганно вытаращивает глаза. Испуг быстро сменяется счастьем. Женщина вскакивает и кидается ему на шею.

– Да здравствует разум… – всхлипывает она.

– Ну, ну, все хорошо… – мужчина отворачивается – от женщины плохо пахнет.

Он вежливо отстраняет ее.

– Я хочу… назад… – негромко хнычет она.

– Обязательно! – говорит второй мужчина, появившийся у женщины за спиной.

Стрекочет электрошокер. Женщина падает.

– За что ты ее? – спрашивает первый. – Видишь, она добровольно сдается…

– И сбежала тоже добровольно. Пачкунья! – Второй пинает лежащую ногой. – Кто это у нас вообще?

Первый достает планшет, листает на нем фотографии.

– Это НР-3010. Можно даже отпечатки не сверять…

– Все равно придется, так положено.

– Кому ты это рассказываешь…

Один из мужчин взваливает обмякшую женщину на плечо.

Вместе они идут к выходу.

Викусик – это человек-убейся-позитивом. Подчеркиваю, не Виктория, не Вика, не Викуся, а именно Викусик. Так написано у нее на всех страничках во всех соцсетях. Она бы и в паспорте так написала, если бы знала, что так можно.

Вот мы идем с ней по улице, а она вдруг хватает меня за руку и шепчет: «Смотри, какая сирень!» Сколько лет ее знаю, а так и не научилась правильно на это реагировать. Симулировать восторг неохота, а обижать подругу хочется еще меньше. А она уже чуть не скачет от счастья и требует, чтобы я ее сфотографировала рядом с этой сиренью, и так, и сяк, и наперекосяк.

Если не сирень, то первый снег. Если не первый снег, то закат. Если не закат, то луна. К котятам и щенкам ее лучше вообще не подпускать. А если в поле зрения нет никаких животных и природных явлений, то Викусику достаточно посмотреть в зеркало и простонать: «Ой, Эви, я така-а-а-а-а-я красивая!..»

А теперь вот – этот квест. Уже второй день подряд я слушаю, как Викусик скачет, визжит и хлопает в ладоши. И сбежать от нее некуда, потому что в квартире, которую мы снимаем, всего одна комната на двоих.

– Эви, ты не понимаешь! – периодически заявляет она. – Когда я еще сыграю сектантку!

Наша Викусик – актриса в местном полулюбительском театре. Хотя в ее случае правильнее говорить «актрисулечка».

Театр детский. Поэтому да – сектанткой Викусику в ближайшие годы не побывать. В лучшем случае – Снежной Королевой.

Билеты на квест подогнал Никита. Просто поразительно, насколько эти двое подходят друг другу. Когда они вместе – не затыкаются ни на минуту. Никита что-то рассказывает, Викусик ржет. Потом они меняются ролями, и так до бесконечности.

Чем я провинилась, что должна теперь ехать с ними? Никита сказал, что с ними уже точно едет его друг, и если я откажусь, то им придется ехать втроем. Наверное, потому я и согласилась – из жалости к этому другу. Я прекрасно знаю, каково это – быть третьим лишним.

Друга я видела мельком. Мрачный толстяк, хотя, как утверждает Никита, и мухи не обидит. Готова поспорить, он в гробу видел и весь этот квест, и все эти их сюси-пуси, и всю эту жизнь. Наш человек, в общем.

Сейчас мы с Викусиком собираемся в суши-бар, как следует поесть перед поездкой, потому что там, куда мы собираемся, нам «сушей не видать как своих ушей». Это она так сказала. Думает, что остроумно.