Твое сердце принадлежит мне - Дин Кунц Страница 40

Когда Пенелопа поставила ленч на стол в солярии, Райан спросил, не оставляла ли она конфеты на его подушке прошлым вечером, не упомянув, что они в форме сердечка.

Несмотря на виртуозное мастерство в демонстрации своего англичанства, умение никогда не выходить из роли, она определенно не относилась к тем женщинам, которые лгут в глаза, ничем не выдавая себя. Вопрос Райана определенно ее смутил, потом поставил в тупик, словно Райан мог подумать, что в собственном доме к нему кто-то мог отнестись как к гостиничному постояльцу. Ответила она, само собой, отрицательно.

Вернувшись, чтобы убрать тарелки со стола, она сообщила, что спросила насчет конфет у Джорданы и Уинстона и уверена, что они не имеют никакого отношения к этому происшествию, хотя, возможно, кто-то это сделал с добрыми намерениями. С помощником Уинстона Рикардо она не разговаривала, потому что вчера он не работал и, следовательно, никак не мог оставить конфеты.

Механик, присланный компанией, которая обслуживала тепловые сети дома, вчера заменял фильтры на третьем этаже. Вчера же другой механик регулировал холодильник под стойкой бара в гостиной, примыкающей к большой спальне. Миссис Эмори хотела узнать, нужно ли ей связаться с ними и убедиться, что ни один из них тут ни при чем.

Пристальный взгляд серых глаз и закаменевший рот предполагали, что она воспринимает этот инцидент как вызов ее профессионализму и личное оскорбление и готова преследовать нарушителя до ворот ада, если понадобится, где и задать ему такую трепку, что пытки, вроде поджаривания на медленном огне, ожидавшие его за воротами, покажутся сущей ерундой.

– Вы показываете себя с лучшей стороны, пытаясь найти объяснение, но все это не так и важно, Пенелопа, – Райан попытался притушить ее пыл. – Давайте не будем выносить сор из дома. Кто-то счел это хорошей шуткой, вот и все.

– Будьте уверены, когда эти господа появятся в доме в следующий раз, я не спущу с них глаз.

– Я в этом не сомневаюсь. Совершенно не сомневаюсь.

Оставшись в солярии один, Райан вернулся к своему любимому креслу и открыл книгу Саманты, чтобы перечитать ее в третий раз.

* * *

Дождь пошел в четверть третьего. Как и днем раньше, природа пребывала в добродушном настроении, так что для начала ограничилась моросью.

Время от времени Райан прерывал чтение и оглядывал южную лужайку.

Но отрывался от книги реже, чем намеревался. Если женщина в плаще с капюшоном вернулась, она могла бы наблюдать за ним по полчаса, а то и больше, тогда как он не подозревал бы о ее присутствии.

Сюжет, характеры, стиль повествования по-прежнему зачаровывали его, но в третьем прочтении он стремился получить нечто большее, чем могло дать ему любое литературное произведение. Погрузившись в прозу, он находился рядом с Самантой. Слышал ее голос, как радостный, так и грустный.

Он также надеялся понять, почему их отношения сложились таким вот образом. Закончив книгу в тот самый день, когда она узнала о его пересадке сердца, Сэм не могла вписать в нее ни строчки, объясняя их разлуку, да и вообще, люди не пишут друг другу целые романы, заменяя ими письмо или телефонный разговор. Однако еще при первом прочтении, в трех начальных главах, Райан почувствовал, что найдет в книге объяснение их текущих взаимоотношений.

Хотя книга пела голосом Саманты, светилась ее благородством, отражала ее чувственность, в романе нашлось много сцен, которые, по мнению Райана, она никак не могла написать. Нет, по всему чувствовалось, что писала Саманта… но Саманта, не испытавшая многое из того, что определило ее жизнь.

Вот и получалось, что целиком и полностью он ее не знал. А если хотел, чтобы их отношения наладились, прежде всего представлялось необходимым полностью понимать Саманту, и первая книга могла ему в этом помочь, позволить заглянуть в ее сердце.

Уже в сумерки Райан отложил книгу, чтобы оглядеть лужайку, деревья, южную часть стены, окружающей участок, по которой расползлась бугенвиллея. Ее шипы могли заметно снизить скорость незваного гостя, пожелавшего бы уйти этим путем. Но никто не наблюдал за ним из промокшего сада.

Райан поднялся с кресла, оставив торшер включенным, показывая тем самым, что отлучился только на минуту.

Встал у окна в углу комнаты между двух королевских пальм, пышная крона которых закрывала от него верхний свет, присмотрелся.

Кем бы ни была эта женщина, Райан сомневался, что она вернется так скоро. Она же знала, что ее первый визит не остался незамеченным. Однако в этом мире хватало странностей.

За дождем, под облаками, мягкая рука сумерек затемняла небо, ночь грозила отключить свет в самое ближайшее время. Фигура в дождевике с капюшоном так и не появилась.

* * *

После обеда, поднявшись на третий этаж, Райан запер дверь на врезной замок, который не представлялось возможным открыть снаружи по причине отсутствия замочной скважины.

Из прихожей своих апартаментов, пусть и не без тревоги, сразу прошел в спальню.

Покрывало сняли, одеяло откинули, как и вчера, но на подушке на этот раз ничего не лежало.

Каким бы странным ни казался этот конфетный подарок, Райан подумал, что сглупил, решив, будто появление этих конфеток – первое из череды загадочных происшествий, которые утянут его в водоворот безрассудства, как это случилось годом раньше. Тогда выяснилось, что те странности ничего из себя не представляли, а на него произвели столь сильное впечатление только потому, что голова работала плохо (в мозг поступала кровь, в недостаточной степени обогащенная кислородом) и давало о себе знать побочное действие лекарств.

Он проверил обе двери на балкон. Каждая закрывалась на стандартный врезной замок, который изнутри открывался барашком, а снаружи – ключом, вставленным в замочную скважину, и на второй, уже только с барашком внутри, незаметным снаружи. Райан убедился, что закрыты все четыре замка.

Почистив зубы, справив нужду и переодевшись в пижаму, Райан задался вопросом, а не достать ли пистолет из сейфа. Решил, что негоже давать волю воображению в ущерб здравомыслию, и прошел в спальню.

На подушке лежала драгоценная вещица: золотая подвеска-сердечко на золотой цепочке.

В гардеробной Райан нажал на секретную кнопку, и стенная панель отошла в сторону, открыв стальную, восемнадцать на восемнадцать дюймов, дверцу стенного сейфа.

На подсвеченной клавиатуре торопливо набрал код. Когда на жидкокристаллическом дисплее появились слова «ДОСТУП РАЗРЕШЕН», открыл сейф, схватил пистолет калибра 9 мм, закрыл дверцу, на какие-то мгновения застыл, задумавшись, держа пистолет обеими руками, нацелившись в потолок.

Насечка рукоятки впивалась в ладонь и пальцы. Для орудия убийства пистолет казался слишком уж легким.

Он никого не хотел убивать, но и на выживание положил слишком много сил, чтобы запросто умереть.