Когда красное становится черным - Цю Сяолун Страница 40

– То есть вы больше не волнуетесь о том, что с вами произойдет?

– Я сделал то, что сделал, и, как мужчина, я беру на себя ответственность.

– Так, а что вы сделали после того, как убили Инь?

– Я вернулся к себе в комнату. Я никого не встретил на лестнице, но рисковал, возвращаясь в свою в комнату. Потом я услышал, что кто-то поднимается, потом стали звать на помощь. Я выждал пару часов и не уходил до девяти утра, когда обычно возвращаюсь с набережной.

По всем их теоретическим предположениям и практической работе, такое внезапное признание показалось Юю противоестественным, но утверждения Ваня, казалось, имели смысл. Некоторые детали сходились.

– Один вопрос: вы говорите, что вытащили ящики и содержимое разбросали повсюду, так?

– Да, все верно.

– А вы помните, что лежало в ящиках?

– Нет, не помню. Все произошло мгновенно, как в кино, у меня не было времени думать.

– Вы наверняка хоть что-то помните, – проговорил Юй медленно и терпеливо, – если не каждую деталь.

– Ну, там было немного наличных, как сейчас припоминаю, где-то пять-десять юаней.

– Вы взяли деньги?

– Нет, конечно нет. Что вы обо мне думаете?

– Что ж, мы выясним. Мы еще поговорим с вами.

Юй подал знак, чтобы Ваня отвели в камеру

– У Ваня есть мотив, – обратился Юй к Почтенному Ляну, когда они остались наедине. – Но что подтолкнуло его к признанию? Цая же еще не осудили. Он был единственным арестованным. Какие отношения между Цаем и Ванем?

– Да ладно вам, следователь Юй. Они не родственники, не друзья. Вань мог сделать что угодно, но не прикрывать Цая. Вань и Цай незадолго до этого поругались.

– Да? По какому поводу?

– Линди и Сю Чжэнь мало зарабатывают, а в семье у них шесть человек, включая сына с его подружкой. Если бы Цай не помогал им деньгами… на самом деле это и есть одна из причин, по которой Сю Чжэнь вышла за него замуж. Семья с трудом зарабатывала на жизнь. Вань вынуждал Цая больше помогать его семье, тогда Цай в резкой форме сказал, что это не его дело.

– Что ж, соседские разборки меня не удивляют.

– Здесь что-то другое, товарищ Юй.

– Что?

– Мы с вами допрашивали его насчет алиби и спрашивали, кто может подтвердить его слова. Но он никого не назвал.

– Это правда.

– Так Вань и есть убийца. Это очевидно. Нет необходимости продолжать расследование.

– Но у нас есть пара обстоятельств, которые мы должны понять, прежде чем закрывать дело.

– Например?

– Вань, судя по его рассказу, трогал многие вещи в комнате Инь. Поэтому на них должны были остаться отпечатки пальцев. Первичное заключение об отпечатках еще не поступило, так как их очень много, они повсюду, но я не думаю, что это следы Ваня. Мы должны перепроверить результаты исследования отпечатков. – Да, мы сделаем это.

– Также Вань упомянул о наличных, пятидесяти юанях в ящике, но мы нашли только несколько монет. Это подозрительно.

– Что ж, Вань мог что-то забыть. – В тот момент у нас была только информация от Ваня. Если это правда, – я имею в виду, что он ушел из дома тем утром около шести, – некоторые соседи могли его видеть, хотя тогда не придали этому значения.

– Мы и это можем проверить, не думаю, что вам нужно беспокоиться. В дополнение к его словам мы нашли веские улики, – сказал Почтенный Лян хвастливым тоном. – На его чердаке я обнаружил билет на поезд в Шэньчжэнь, отправляющийся на следующей неделе.

– Вы обыскивали его комнату?

– Да, как только он сделал признание. Вот билет. Я нашел его в записной книжке, лежавшей в ящике его стола. Я не ожидал найти орудие убийства, но билет говорит о многом.

– Так. – Юй намеревался спросить, был ли у Почтенного Ляна ордер на обыск, взятый в полиции, но вопрос мог прозвучать бестактно. В годы классовой борьбы Почтенный Лян имел право обыскивать любой дом на принадлежащей ему территории без всякого ордера. – Дайте мне взглянуть на билет.

– Значит, Вань планировал уехать в Шэньчжэнь, – сказал Почтенный Лян, когда к нему вернулся билет. – Я все перепроверил в домкоме. У Ваня там нет ни родственников, ни друзей. Он – рабочий-пенсионер, и у него нет своего дела. Ответ очевиден. Оттуда он попытался бы ускользнуть в Гонконг. Многие так делают. Вань знал, что если он не сбежит, то не использует единственный шанс прежде чем мы его поймаем.

Звучало логично, за исключением того, что билет был куплен на спальное место. Эту деталь Почтенный Лян просмотрел, подумал Юй, изучая листок бумаги. Почему Вань должен платить лишние деньги за мягкое спальное место, если он собирался поехать в Шэньчжэнь по причине, высказанной Почтенным Ляном.

– Что он сказал вам насчет билета?

– Ничего не сказал.

– Могу я взять билет?

– Конечно. – Почтенный Лян поглядел на него с удивлением. – Когда вы поразмыслите над этим, то увидите, что есть еще кое-что подозрительное относительно его. Я, как местный полицейский, должен был заметить это раньше. Где-то полгода назад Вань начал уходить рано по утрам, якобы на занятия гимнастикой, на набережную. Инь также по утрам ходила на гимнастику. Но здесь есть одна существенная разница. Она занималась не только в парке, но и в переулке тоже, особенно в дождливую погоду. А Вань никогда там не занимался. Он не поклонник гимнастики. Нет, я думаю, он все выдумал.

– Ну, Вань не полностью посвящает себя гимнастике, – продолжал Почтенный Лян. – По его словам, он недавно начал ею заниматься, потому что госпредприятие, где он работал, не может больше покрывать его пенсионную медицинскую страховку.

Этот живучий старикашка все еще напичкан идеями и мыслями Мао Цзэдуна и ворчит целыми днями. Поэтому он и совершил убийство. Гимнастика ли еще что-либо еще – это все отговорки. Он преследовал ее всюду, чтобы знать все про ее жизнь. А потом совершил преступление.

– Он ходил за ней месяцами, чтобы убить тем ранним утром?

– А что, этого не может быть? – сказал Почтенный Лян, становясь раздражительным из-за вопросов Юя.

– Позвольте мне, Почтенный Лян, сначала позвонить доктору Ся, спросить насчет отпечатков.

– Как скажете, товарищ следователь.

Позднее, сидя в одиночестве в отделении полиции, Юй отметил для себя, что это кажется невероятным.

Вся жизнь Ваня, или большая часть жизни, была продуктом совершенно другого общества. В шестидесятых и семидесятых годах китайские рабочие прославлялись до небес как мастера общества, созидатели истории. Такие люди, как Вань, откровенно совершали преступления под знаменем революции Мао, веря в то, что они приносят себя в жертву великой социалистической системе, которая многое обещала им, включая пособия, щедрую пенсию, полную медицинскую страховку и политическое признание, обещала, что они и на пенсии останутся мастерами и будут греться в теплых лучах солнца коммунистического Китая. Теперь эти уволенные рабочие обходятся без обещанной помощи, живут в нищете. Являясь «ведущим классом», они не получили ничего. В тяжелые времена они еле сводили концы с концами. Что еще хуже, разваливающиеся госпредприятия смогли сдержать только часть своих обещаний.