Маргаритки - Кристина Ульсон Страница 41

* * *

Темнота, и холод, и небо, ставшее по-ночному черным, встретили Фредрику, когда она вышла из Управления и направилась домой. Спенсер собирался зайти позже, и ей предстояло убить несколько часов одиночества.

«Надо бы завести себе какое-нибудь хобби, — устало раздумывала она, бредя с работы по Кунгсхольмену домой в сторону Вазапарка. — И побольше друзей».

На самом деле все это было полной ерундой. Друзей у нее было больше, чем времени, которое она им могла уделять, а с новым хобби она вообще ничего не успеет. Но откуда тогда это пронзительное одиночество, это недоумение — куда себя деть? Фредрика думала об этом годами и пришла к простому выводу: дело в том, что она так ни для кого и не стала номером первым. Ни для кого она не была важнее всего остального, и поэтому, когда она порой оказывалась одна, у друзей обнаруживалась куча дел, причем именно тогда, когда ей их общество было всего нужнее.

Неужели и сегодняшний вечер из той же серии? Она ведь сама не захотела встречаться ни с кем из друзей в ожидании Спенсера. С другой стороны, ей тоже никто не позвонил.

Ощущение одиночества и покинутости стало особенно явным, когда она забеременела. Усталость и кошмары тоже делали свое дело. И вдобавок ко всему страшные боли, от которых порой хотелось закричать.

Дом встретил ее тишиной и пустотой, которые ей так понравились, когда она только нашла эту квартиру. Огромные окна, пропускающие столько света, натертый до блеска пол из сосновых досок, своеобразная кухня и комната горничной, где она смогла устроить небольшую библиотеку.

«Здесь я родилась заново», — думала Фредрика.

Лампы вспыхивали по мере того, как Фредрика, перемещаясь по квартире, зажигала их одну за другой. Она потрогала рукой батарею, проверила, не слишком ли горячая. Спенсер вечно жаловался, что в квартире слишком холодно, — а она любила прохладу.

Спенсер. Вечно этот Спенсер. В чем был смысл нашей встречи?

Телефонный звонок нарушил тишину квартиры. Звонила мама, видно, что-то наболело.

— Ну что, не стала лучше спать? — спросила она.

— Нет, так же. Но боли стали меньше. По крайней мере, сегодня.

— Знаешь, я тут подумала, — начала мама.

Молчание.

— Может, тебе станет получше, если ты попробуешь начать играть снова?

На мгновение время остановилось, и Фредрика окунулась в эпоху до Катастрофы.

— Понемножку, — поспешила добавить мама, — совсем понемножку, просто чтобы обрести чуточку гармонии. Ты ведь знаешь, что я сама всегда играю, когда не могу заснуть.

Было время, когда подобные разговоры между Фредрикой и ее матерью были абсолютно естественны. Когда-то, когда они музицировали вместе и рассуждали о будущем Фредрики. Еще до Катастрофы. Сейчас у матери не было права обсуждать с Фредрикой игру на скрипке, и мама сама это понимала, слыша молчание в телефонной трубке.

Поэтому она решила сменить тему.

— Мы бы хотели повидаться с ним, — сказала она.

Решительно и одновременно умоляюще. Моля о разрешении снова стать частью жизни дочери.

Фредрика была шокирована.

— Мы с отцом стараемся, очень стараемся примириться с фактом, перед которым ты нас поставила. Пытаемся понять твои мысли и планы. Но все равно мы в отчаянии, Фредрика. Мало того что ты уже больше десяти лет тайно встречаешься с мужчиной, но теперь еще и ждешь ребенка от него.

— Я не знаю, что ответить, — вздохнула Фредрика.

— Зато я знаю, — твердо сказала мама. — Завтра возьми его с собой и приходи к нам.

Фредрика подумала, что и в самом деле больше скрывать Спенсера от родителей невозможно.

— Я поговорю со Спенсером сегодня вечером, когда он придет, — пообещала она, — я позвоню.

После этого она долгое время тихо сидела на диване, размышляя о роковом вопросе, преследующем ее столько лет. В чем высший смысл того, чтобы влюбиться в мужчину старше на двадцать лет, который никогда не будет принадлежать ей, который, будь он женат или свободен, оставит ее задолго до того, как она успеет прожить свою жизнь?

Вместе с темнотой, усталостью и грустью из давно забытого пространства, куда, как она думала, она давно закрыла дверь, прокрался тихий зов.

«Поиграй на мне, — нашептывал голос. — Поиграй».

Что за сила заставила ее подняться с дивана, выйти в коридор и впервые с того момента, когда ей был объявлен приговор после Катастрофы, достать скрипку, она не могла вспомнить. Просто вдруг оказалось, что она стоит с инструментом в руках, чувствуя его тяжесть, такую знакомую и желанную.

Вот кем я хотела стать на самом деле.

Когда Спенсер спустя несколько часов зашел к ней, скрипка снова лежала в футляре. Недавно настроенная, только что звучавшая.

* * *

Его забрали поздно вечером. В манере, так знакомой ему из прошлого опыта. Пришли незнакомцы, открыли своими ключами дверь, которую он считал своей собственной. Он замер в постели, ему некуда было деться. И тут раздался голос мужчины, шведа, который так хорошо говорил по-арабски:

— Добрый вечер, Али. Не спишь?

Конечно же он не спал. Да много ли ему удалось поспать с того момента, как он уехал из Ирака? Ему казалось, не более десяти часов.

— Я здесь, — ответил он и встал с постели.

Они вошли в комнату, все одновременно. Женщины на этот раз не было, только мужчина с двумя неизвестными Али парнями. Ему стало стыдно, что на нем только трусы и носки — у него страшно мерзли ноги. Сигаретного дыма, висевшего в квартире, он больше не стыдился. От острого запаха свежеокрашенных стен, встретившего его, когда он впервые ступил на порог квартиры, ничего не осталось.

— Одевайся, — произнес мужчина и улыбнулся. — До воскресенья поживешь в другом месте.

Облегчение разлилось по телу. Наконец-то он выйдет отсюда, ощутит холод, вдохнет свежего воздуха. И в то же время новость его ошарашила: прежде ведь о новом жилье не упоминалось ни словом.

Натягивая на себя джинсы и майку, он посмотрел на часы: было уже почти полночь. Мужчины передвигались по квартире словно призраки, он слышал, как они ходят по кухне, открывая ящики и холодильник. Еда закончилась. В глубине души Али надеялся, что на новом месте съестного будет побольше.

Они спустились по лестнице. Первым шел мужчина, говоривший по-арабски, затем Али, а следом все остальные. Вышли на тротуар. Али взглянул вверх, снег запорошил ему глаза. Сколько же в этих краях воды, во всех ее состояниях!

Машина на сей раз оказалась больше, скорее это был микроавтобус. Али велели сесть сзади между двумя неизвестными мужчинами. Сумку, которую ему вручили накануне, убрали в багажник. Один из мужчин был одет в длинное пальто и напоминал Али какого-то киногероя. Другой производил жуткое впечатление: лицо было невероятно обезображено, словно его ножом рассекли пополам, а потом зашили. Когда мужчина почувствовал, что Али не сводит с него глаз, то медленно повернул голову и посмотрел на него. Али невольно отвел взгляд.