Видео Иисус - Андреас Эшбах Страница 41

Наверное, учёный, решил Гидеон и отступил в сторонку, пропуская этих троих в палатку.

– 'erev tov, – пробормотал профессор, замыкая шествие, и кивнул Гидеону с рассеянной улыбкой: – Toda.

– Bevakasha, – ответил Гидеон. Добрый вечер. Спасибо. Пожалуйста.

Гидеон понял, что профессор не догадывается о том, что он владеет английским. Профессор был как раз занят тем, чтобы показать новому важному посетителю свою ценную находку и рассказать о ней.

Гидеон придвинул свой стул поближе к палатке, положил УЗИ на колени и откинулся на спинку. Голоса трёх мужчин были явственно слышны.

* * *

В назначенное время Эйзенхардт набрал номер, по которому уже звонил сегодня утром. Трубку сняли сразу.

– Ури Либерман.

– Добрый вечер, господин Либерман. Это Петер Эйзенхардт.

– А, господин Эйзенхардт, да. Очень приятно.

– Ну, – с любопытством спросил писатель, – удалось ли вам что-нибудь узнать?

– Да. Вы были правы. В нашем архиве хранится очень много материалов о профессоре Уилфорде-Смите. Этот человек перерыл уже, кажется, весь Израиль.

– Ясно.

– Но, – добавил Либерман, – несмотря на его активность, он не пользуется в научных кругах доброй славой.

Эйзенхардт почувствовал, как уголки его губ почти сами по себе растянулись в улыбку. Это интересно!

– Что это значит конкретно?

– Ему ставят в упрёк, что он работает неряшливо: небрежно обращается с находками, у него пропадает и ломается гораздо больше, чем у других, и он копает слишком много и слишком быстро. Я нашёл интервью с Йигаэлем Ядином, где он говорит, что Уилфорд-Смит путает количество с качеством, а в одной части интервью, которая не была опубликована, он даже сказал буквально следующее: «Этот человек – просто наказание для израильской археологии».

– Хлёстко, – Эйзенхардт никогда не слышал об этом Йигаэле Ядине.

– Кроме того, Уилфорд-Смит имеет очень мало публикаций, а те, что есть, либо скучны, либо спорны. Имя Беньямин Мазар вам о чём-нибудь говорит?

Эйзенхардт помедлил:

– Не могу утверждать.

– У нас это фигура. Мазар провёл раскопки у Стены плача. Он ещё несколько лет назад выразился в том духе, что сильно подозревает, будто Уилфорд-Смит вообще не сведущ во многих областях истории Палестины.

– Ничего себе.

– Единственное, что, видимо, признают за ним все археологи – это его способность находить спонсоров на все свои проекты.

– Может, именно этого они и не могут ему простить?

– Как я уже говорил, я не могу судить. Я просмотрел весь наш банк данных, как и обещал вам, но что касается истории древности, в этом предмете я полный невежда. Едва успеваю следить за текущей историей.

Эйзенхард лихорадочно записывал.

– Его профессорское звание – оно настоящее? – спросил он затем.

Он услышал, как Либерман вздохнул:

– И да, и нет. В принципе, звание настоящее, Уилфорд-Смит профессор истории в Барнфордском университете в Южной Англии. Но это учебное заведение принадлежит одной малоизвестной религиозной общине – True Church Of Barnford.

– Никогда не слышал.

– Я тоже не слышал, должен признаться. Об этой общине мне ничего не удалось разузнать за недостатком времени.

Эйзенхардт нацарапал в своём блокноте «Барнфорд», подчеркнул тремя чертами и пририсовал рядом жирный вопросительный знак.

– Это всё?

Журналист тихо засмеялся:

– Лучшее я припас на десерт.

– А я думал, журналисты самое лучшее выкладывают вначале.

– Только в газетных статьях. Известно ли вам, что Уилфорд-Смит первоначально был профессиональным солдатом?

Эйзенхардт подумал, что ослышался.

– Солдатом?

– Он служил во время войны в Северной Африке под командованием Монтгомери, а потом был приписан к британской зоне ответственности «Палестина-Ближний Восток». Он был в составе британской группы войск, которая покинула Палестину в мае 1948 года при основании государства Израиль.

– Невероятно.

Эйзенхардт попытался представить себе в неторопливом, сутулом учёном храброго воина пустынь и патрулирующего солдата.

– М-да, и он, судя по всему, сохраняет непреходящую тягу к нашей стране. Он тогда вернулся в Англию, вышел в отставку, женился, получил место руководящего служащего на одной суконной фабрике и вёл спокойную, размеренную жизнь. До 1969 года. Тогда, уже в возрасте сорока двух лет, он неожиданно оставил свою высокооплачиваемую работу, дающую право на хорошую пенсию, и начал изучать исторические науки, специализируясь на библейской археологии, а в 1974 году впервые накинулся на израильскую землю.

– Просто так, ни с того ни с сего?

– Не могу знать, что послужило толчком. Я могу только предположить, что он тогда получил кое-какое наследство и у него отпала нужда работать.

И тогда, значит, ему не пришло в голову ничего лучшего, как годами ковыряться в пустынном, убийственно жарком мёртвом ландшафте? Эйзенхардт покачал головой.

– В 1980 году, – продолжал Ури Либерман, – вышеназванный Барнфордский университет присвоил ему звание профессора, но одновременно с этим освободил его от преподавательской деятельности, и с тех пор он почти безвылазно в Израиле. Но чтобы ответить на ваш главный вопрос одной фразой: Уилфорд-Смит за все эти годы не открыл ничего, что имело бы хоть мало-мальское значение в науке. Он даже не введён в справочник «Кто есть кто в археологии». И если он хочет быть упомянутым хотя бы одной строкой в анналах науки, ему надо поторопиться.

Не запланированные изначально сонартомографические исследования имели далеко идущие последствия для дальнейших раскопочных работ (см. приложение II Заключительных выводов). Из полученных снимков ареалы 3 и 19 оказались не такими перспективными, как мы считали на основании анализа спутниковых фотографий, тогда как в трапециевидной области между ареалами 4, 5 и 6 выявились структуры, природа которых неясна и должна была бы подлежать обследованию посредством раскопок.

К моменту написания данного сообщения ещё не определилось, будут ли вновь предприняты работы при Бет-Хамеше и если будут, то когда.

Профессор Уилфорд-Смит. «Сообщение о раскопках при Бет-Хамеше».

Вначале, когда они подъезжали к нему через иссушенные ночные холмы, это был просто большой город, как любой другой. Показались дома и рекламные щиты, высоковольтные линии и уличные фонари, мимо проносились освещенные фабричные дворы, супермаркеты и рестораны. Тёмные кипарисы жались на свободных участках между домами, и Стивену показалось, что все здания построены из одного материала – желтоватого песчаника – как будто город целиком был когда-то вырублен из цельного куска скалы.