Ферма трупов - Патрисия Корнуэлл Страница 41

— Именно. Им-то что, а вот каково Люси? В двадцать один год все мечты порушены на самом взлете. Что ей прикажете делать? Вернуться в университет и притвориться, что ничего не произошло?

— Послушай. — Фрэнк ласково дотронулся до моей руки. Я в который раз пожалела, что он не был моим отцом. — Я постараюсь сделать все, что возможно, без прямого вмешательства в ход дела. В этом ты мне доверяешь?

— Полностью.

— А пока не возражаешь против маленького совета с моей стороны? — Взглянув на часы, он поманил официантку. — Так, уже опаздываю. — Он снова повернулся ко мне. — Главная твоя забота сейчас — не здесь, а у тебя дома.

— Не согласна, — твердо ответила я.

— Можешь возражать сколько тебе угодно. — Он улыбнулся официантке, подавшей ему счет. — У Люси никогда не было никого ближе тебя, ты ей почти как мать. Как ты собираешься помочь ей пройти через это?

— Мне казалось, именно поэтому я здесь.

— А я-то думал, ты меня хотела повидать. Прошу прошения, — окликнул он официантку. — Видимо, вы дали нам не тот счет. Мы не заказывали четыре основных блюда.

— Дайте-ка взглянуть. Ох, боженьки. Ох, простите, пожалуйста, сенатор Лорд. Это счет с того столика.

— Ну вот пусть сенатор Кеннеди оба и оплатит — свой и наш, — сказал он, вручая ей обе бумажки. — Как демократ, он возражать не будет — они ведь считают, что чем больше трат и выше налоги, тем больше денег на социальные нужды.

Официантка, крупная женщина в черном платье и белом переднике, с прической до плеч в стиле пятидесятых, просияла улыбкой. Шутка Лорда мгновенно сгладила ее промах.

— Хорошо, сэр! Так ему и передам.

— Да, Миссури, и с чаевыми пусть не скупится, — добавил он ей вдогонку. — Скажите, что это мои слова.

Миссури Риверс было никак не меньше семидесяти, и с тех пор, как она сошла с поезда, привезшего ее с Юга, она видела сенаторов за пышными застольями и скромными трапезами, после побед и поражений, в горе и радости. Она знала, когда можно подходить с новой переменой, а когда просто долить чаю или вовсе не попадаться на глаза. Ей было хорошо известно то, что обычно никогда не покидало стен этого элегантного зала — ни в чем истинное лицо человека не проявляется ярче, чем в том, как он ведет себя с глазу на глаз с обслуживающим персоналом. Сенатора Лорда она любила всем сердцем — каждый раз, когда она смотрела на него или слышала его имя, глаза у нее озарялись мягким светом.

— Я пытаюсь подвигнуть тебя к тому, чтобы ты проводила больше времени с Люси, — продолжил он. — И не надо сражаться с чужими драконами — особенно с ее.

— С этим драконом она вряд ли справится в одиночку.

— Кстати, не стоит говорить Люси о нашей встрече. Ей пока не нужно знать о касающемся ее звонке, который я сделаю, как только вернусь в кабинет. Если придется ей все же рассказать, лучше я сам это сделаю.

— Согласна, — ответила я.

Немного погодя я поймала такси у выхода и ровно в четверть третьего подъехала к зданию штаб-квартиры ФБР. Бентон Уэсли, как мы и условились, ждал меня на скамье в амфитеатре. Он казался погруженным в чтение, но на самом деле заметил меня задолго до того, как я его окликнула. Мимо прошла группа туристов, не обращая на нас никакого внимания. Уэсли закрыл книгу и сунул в карман пальто.

— Как добралась? — спросил он.

— С дорогой из аэропорта по времени получилось столько же, сколько на машине.

— Так ты на самолете прилетела? — Он придержал дверь, пропуская меня.

— Оставила машину Люси.

Он снял темные очки и взял для нас разовые пропуска.

— Ты знакома с директором криминалистических лабораторий Джеком Картрайтом?

— Да, мы встречались.

— Сейчас идем к нему. Будет что-то вроде брифинга, — пояснил он. — И потом я хочу тебя еще кое-куда отвести.

— И куда же это?

— Туда, куда очень нелегко попасть.

— Бентон, если ты собираешься изъясняться загадками, у меня не будет иного выбора, как перейти на латынь.

— А ты знаешь, как меня взбесить.

Вставив пропуска в щель турникета, мы прошли длинным коридором к лифту. Каждый раз, попадая сюда, я вспоминала о том, насколько мне не по душе это место. Встречавшиеся мне здесь люди редко улыбались или хотя бы смотрели в глаза. Все и вся будто старалось спрятаться, слиться с бело-серой гаммой стен. Я всегда терялась в лабиринте бесконечных коридоров и никак не могла найти дорогу самостоятельно; впрочем, сами сотрудники, кажется, ориентировались не лучше.

Джек Картрайт занимал кабинет с окнами, и струившийся в них солнечный свет напомнил мне, как много я пропускаю со всей этой работой и нервотрепкой.

— Бентон, Кей, день добрый, — пожал нам руки Картрайт. — Садитесь, пожалуйста. Это сотрудники лабораторий Джордж Килби и Сет Ричардс. Вы не встречались?

— Нет. Рада познакомиться, — поприветствовала я Килби и Ричардса, серьезных молодых людей в строгих костюмах.

— Кто-нибудь хочет кофе?

Желания никто не изъявил, и Картрайт с энтузиазмом перешел к делу. Характер этого привлекательного мужчины ясно обрисовывал идеальный порядок, царивший на его громадном угловом столе. Каждый документ, каждый конверт, каждая телефонограмма были на своем месте, а поверх блокнота лежал серебряный перьевой «Паркер» — таким стал бы пользоваться только настоящий педант. На подоконниках расставлены комнатные растения и фотографии жены и дочерей. Снаружи на лобовых стеклах машин, двигавшихся сплошным потоком, вспыхивали солнечные блики; уличные торговцы предлагали прохожим футболки, мороженое и колу.

— К настоящему моменту, работая над делом Стайнер, — начал Картрайт, — мы пришли к ряду интересных результатов. Я начну с, по-видимому, наиболее важного — исследования фрагментов кожи, обнаруженных в морозильной камере. Хотя анализ ДНК еще не завершен, можно с уверенностью утверждать, что данные ткани принадлежат человеку, причем человеку с первой группой крови, резус положительный. Вам, вне всякого сомнения, известно, что это соответствует группе крови жертвы, Эмили Стайнер. Кроме того, размер и форма фрагментов совпадают с ранами на ее теле.

— Скажите, пожалуйста, вам удалось определить, что именно было использовано для удаления тканей? — спросила я, делая пометки.

— Острый режущий инструменте односторонней заточкой.

— Описание подходит практически к любому, самому обыкновенному ножу, — заметил Уэсли.

— Видно место, где острие проткнуло кожу и откуда был начат разрез, — продолжал Картрайт. — Таким образом, речь идет об однолезвийном ноже с острым кончиком. Определить более конкретно невозможно. И кстати, — он взглянул на Уэсли, — ни на одном из ножей, представленных для исследования, человеческой крови не найдено. Тех, что из дома Фергюсона, я хочу сказать.