Глоток перед битвой - Деннис Лихэйн Страница 42

Тишина длилась минут пятнадцать; наконец на том конце раздался звонок — один, второй, третий, четвертый, пятый, шестой.

— Вы звоните в бюро регистрации автотранспортных средств, — сказал голос в трубке.

— Будьте добры, попросите Джорджа Хигби.

Не слушая, голос нес свое:

— Мы работаем с девяти ноль-ноль до семнадцати ноль-ноль с понедельника по пятницу. Для получения более подробной информации перейдите на тональный набор и наберите «1».

И прямо мне в ухо раздался писк: как раз в тот момент, когда до меня дошло, что сегодня — воскресенье. Если я нажму «единицу», то нарвусь на другой такой же автоответчик, он отошлет меня к третьему; в конце концов я дойду до белого каления и выкину телефон в окно, зато компьютеры Бюро вволю позабавятся.

Я просто без ума от современных технологий.

— Сегодня воскресенье, — сказал я и положил трубку.

Энджи посмотрела на меня:

— Молодец, мальчик. Если ты еще скажешь нам, какое сегодня число, то мы переведем тебя в школу для нормальных детей.

— У нас тут есть домашний телефон Джорджа?

— Должен быть. Поискать?

— Уж будь так добра.

Она подкатила стул к компьютеру и ввела свой пароль. Подождала, пока он загрузится, а затем так быстро забегала пальчиками по клавиатуре, что комьютеру пришлось попотеть, поспевая за ней. Так ему и надо. По выходным он небось треплется с компьютерами Бюро.

— Нашла.

— Тащи эту машину сюда, я ее поцелую.

Компьютер она мне не дала, но дала номер телефона.

Джордж Хигби был из тех бедолаг, которые шагают по жизни в надежде, что и остальной мир так же добродетелен, как и они сами. Каждое утро он просыпается с желанием переделать мир, с мечтой о том, чтобы этот мир стал хоть чуть-чуть лучше. Ему и в голову не приходит, что есть на свете люди, желающие заставить мир страдать. Даже после того, как его 16-летняя дочь сбежала с каким-то гитаристом, вдвое старше ее, который, накачав ее наркотиками, бросил в номере мотеля в Рино; даже после того, как она спуталась уж с совершеннейшими мерзавцами и в итоге стала торговать собой на задворках Вегаса; даже после того, как нам с Энджи удалось с помощью полиции штата Невада вырвать ее из рук этих подонков; даже после того, как этот свет очей его закатил истерику, обвиняя папашу во всем случившемся, — даже после всего этого Джордж встречает мир улыбкой, свойственной людям, у которых нет иных забот, как стараться быть добропорядочным и чутким да молиться о том, чтобы мир — хотя бы разок — вознаградил их. Джордж сделан из хорошего материала — именно на таком фундаменте зиждятся все религии.

Он взял трубку после первого же звонка. Такая уж у него привычка.

— Джордж Хигби, — услышал я его голос и не удивился бы, если бы он сказал: «Будем друзьями?»

— Привет, Джордж. Это Патрик Кензи.

— Ба! Патрик! — воскликнул он, и, должен признаться, восторг, звучащий в его голосе, передался мне. Ни с того ни с сего на меня нахлынули нежные чувства, мне стало казаться, я пришел в этот мир исключительно для того, чтобы второго июля позвонить Джорджу и тем самым доставить ему несказанное удовольствие. — Как поживаешь? — поинтересовался он.

— Отлично, Джордж. А у тебя как?

— Великолепно, Патрик. Просто великолепно. Не могу пожаловаться.

Джордж — один из тех, кто просто физически не может жаловаться.

— Джордж, — сказал я, — ты уж извини, звоню я тебе не просто так, а по делу, — и вдруг до меня дошло, что никогда я не звонил Джорджу «просто так», да и вряд ли когда позвоню. Но ничего похожего на чувство вины я не испытывал.

— Да ладно тебе, Патрик, — ответил он, несколько уняв свой восторг. — Ты человек деловой. Нужна моя помощь?

— Как там Сэнди? — поинтересовался я.

— Ты же знаешь, что за дети нынче пошли, — ответил он. — У нее такой возраст, что ей не до отца. Но, безусловно, это пройдет.

— Конечно, — поддакнул я.

— Пусть растут как знают.

— Их дело, — сказал я.

— Все равно потом вернутся к тебе.

— Конечно же вернутся, — утешил его я. В самом деле, куда они денутся?

— Да что это я все о себе да о себе? — сменил он тему. — На днях читал о тебе в газетах. У тебя все в порядке?

— Все нормально, Джордж. Ты же знаешь наши газеты — из мухи сделают слона.

— Случается. Но как бы мы без них жили?

— Я вот почему звоню тебе, Джордж. Мне нужен номер одного автомобиля, а ждать до завтра я не могу.

— А ты не пробовал запросить полицию?

— И не стану. Я должен разобраться в этом до того, как подключу полицию.

— Ладно, Патрик, — сказал он и задумался. — Ладно, — повторил он уже другим голосом: видно, что-то пришло ему в голову, — сделаем. Но тебе придется подождать. Мне нужно минут десять, чтобы получить доступ к нашему компьютеру. Тебя это устроит?

— Джордж, уж и не знаю, как тебя благодарить. Не торопись, я подожду сколько надо. — Я сообщил ему фамилию Дженны, номер водительских прав и ее адрес.

— Отлично. Пятнадцать минут, больше не потребуется. Я тебе перезвоню.

— У тебя есть мой телефон?

— Конечно, — ответил он. Можно подумать, мы храним номера телефонов людей, с которыми встречались пару раз два года назад.

— Спасибо, Джордж, — и я повесил трубку, не дожидаясь, пока он скажет: «Да не за что, это тебе спасибо».

Мы стали ждать. От нечего делать Энджи бросила в меня гуттаперчевым мячиком. Я поймал его и отпасовал ей. Так мы и перекидывались, пока она не сказала:

— К Дэвину на этот раз обращаться не станем?

— А на кой? — сказал я, отбив мячик.

— А почему бы и нет? — поинтересовалась она, сделав верхнюю подачу.

Я изловчился и перехватил мячик.

— Не будем, и все тут. Осторожней, кассетник расшибешь.

Энджи поймала мячик и стала подбрасывать его, ударяя в потолок.

— Это нештатная ситуация, — сказала она сдавленным голосом.

— Нештатная ситуация? А мы что, в армии?

— Какая там армия? — Энджи бросила мячик на пол и пнула его ногой. — Мы частные детективы, у нас прекрасные отношения с полицией, и я не понимаю, почему мы не можем представить им улики, позволяющие раскрыть убийство первой степени. Чем мы рискуем?

— Какие улики? — Подавшись вперед, я отбил катящийся по полу мячик.

— Фотографию Сосии и Полсона.

— Никакая это не улика.

— Пусть они это сами решают. Как бы то ни было, эта фотография — последнее, что жертва успела передать тебе перед гибелью. И она представляет определенный интерес для следствия.