Лев правосудия - Леена Лехтолайнен Страница 42

— Я одноклассница Аннели. Только это было так давно, что я почти ничего не помню. Что вам от меня нужно?

— Воспоминания о матери. Я не знаю о ней почти ничего. И, если возможно, как мне найти Тарью Киннунен и Тиину Турпейнен. Они же были на маминых похоронах.

— В гимназии мы дружили вчетвером, даже поклялись, что будем поддерживать связь до конца жизни. Тиина тоже училась в Йоенсуу, я в Куопио, Тарья осталась в Туусниеми. Но когда Аннели умерла, все развалилось. Тарью и Тиину я встречала лишь изредка, случайно. — Раздался неясный всхлип. — Вот что делает смерть: забирает одного, но ранит десятки и сотни. — Женщина заплакала, уже не таясь. — У нашей Ханны, моей дочки, такой же муж, как этот Кейо, и я так боюсь…

— Если он избивает ее, немедленно сообщите в полицию!

Ну да, только этого мне не хватало: давать советы тем, от кого надеялась что-то узнать о матери.

— Что толку, полиция ничего не может! А он нас всех поубивает!

— Возможно, если вы даже не попытаетесь ничего сделать.

— Где вы живете?

— В Хельсинки.

— Я сейчас не… — Ее речь прервалась всхлипами, и я подождала, пока она высморкается. — У меня где-то в гараже валяются дневники времен гимназии. Я тогда писала много. Ничего не обещаю, но могу поискать в них что-нибудь о вашей матери. Ведь Яри тоже умер несколько лет назад? Я видела объявление в газете.

Я подтвердила, что все так и было, и пообещала позвонить на следующей неделе. Разговор с Пяйви Ваананен-Хуттунен оставил тревожное чувство: не столько из-за матери и ее утраченных подруг, сколько из-за какой-то незнакомой Ханны, которая совершала сейчас классическую ошибку.

О своих ошибках я, ожидая в четверг Юрия Транкова у главного входа в «Торни», нисколько не думала. Леденящий воздух нес запах мокрого снега, влажная снежинка села мне на волосы. Передо мной остановился черный, обтекаемой формы «ягуар», и оттуда вышел Транков — в своем обычном костюме мафиози и солнечных очках, правда, на сей раз обошлось без геля для волос. Когда он наклонился, чтобы по своей дурацкой привычке поцеловать меня в щеку, я ощутила парфюмерный аромат, напоминающий о морском бризе. Черт, нет! Я слишком долго прожила без мужчины, мне стали нравиться прикосновения Транкова.

Я намеренно оделась нейтрально: джинсы, десантные ботинки, свободный серый джемпер, закрывающий бедра, и короткая куртка — словом, будто собралась в Лэнгвик гулять, а не позировать для картины.

Чтобы прикрыть тылы, я рассказала тетушке Воутилайнен, что иду встречаться с Транковым. Монике я оставила на кухне записку, что якобы гуляю с тетушкой Воутилайнен. Но полной гарантии эта система не давала, и я положила во внутренний карман сумки «глок» и коробку патронов. Сумка из-за этого стала подозрительно тяжелой, и я надеялась, что Транков не предложит поднести ее.

Он шагнул на середину улицы и открыл передо мной дверцу «ягуара», не обращая внимания на то, что заблокировал движение. В ответ на гудки других водителей лишь высокомерно отмахнулся. Номера на «ягуаре» были не той системы, что у Сюрьянена; на всякий случай я их запомнила. В салоне, отделанном темно-красной кожей, с затемненными задними стеклами, витал запах новой машины: едва ли это авто прошло больше пары тысяч километров. Транков завел машину, навигатор заговорил что-то по-фински, и он его выключил.

— Нам он не нужен, я знаю дорогу. Как тебе моя машина?

Я огляделась: темно-красная кожа в сочетании с золочеными металлическими деталями придавала автомобилю сходство с борделем. Рулевое колесо, которое Транков крутил левой рукой, тоже было покрыто кожей. Я решила пока не снимать перчатки, хотя в машине было так тепло, что можно было обходиться без верхней одежды. Жаль, я не догадалась надеть шапочку, тогда было бы меньше вероятности, что здесь останутся мои волосы. Хотя если заботиться о моей собственной безопасности, то весьма не вредно оставить в машине следы своего пребывания. Интересно, Транков взял ее в аренду или купил на свои криминальные доходы?

Транков ехал из Камппи к Западной автостраде, прибавлял скорость на желтый светофор, зигзагами переходил из полосы в полосу. В такой машине должны быть и ограничитель скорости, и круиз-контроль, а мотору положено вытягивать до двухсот восьмидесяти. Но как он мог на такой скорости контролировать ситуацию на дороге? В каких условиях ему вообще мог пригодиться столь мощный мотор? На Западной автостраде он еще прибавил газу и развил скорость выше разрешенной, до ста тридцати. Я ничего не сказала — ему ведь придется заплатить штраф или попрощаться с правами. Или у Транкова был влиятельный покровитель, способный отменить штраф, как уже отменил запрет на въезд в страну?

— Сюрьянен сейчас постоянно проживает в Лэнгвике? Что случилось с тем поместьем на Хиденниеми в Котке? Там ведь собирались устроить элитный коттеджный поселок.

— Это уже старая история, Сюрьянен еще позапрошлой весной продал его за хорошие деньги. Кроме того, формальности с организацией поселка оказались слишком сложными. Площади было мало, пришлось бы создавать искусственный остров. К тому же владельцы земель по соседству не хотели ничего продавать и вообще относились к нашим планам враждебно. Если бы ему и удалось все оформить, то лет через двадцать, как нам сказали.

— И теперь он намерен устроить это все в Лэнгвике?

— А почему мы вообще говорим о Сюрьянене? Он интересует тебя больше, чем я? Тогда должен тебя разочаровать: его сейчас нет. Он уехал в Таллин на встречу с потенциальным бизнес-партнером. В Лэнгвике сегодня вообще больше никого не будет. Никто не станет нас отвлекать… от искусства.

Вскоре после съезда на третью кольцевую дорогу Транков повернул на юг. Разворот был сложный, к тому же там велись дорожные работы, и Транков осыпал бранью еле ползущие машины перед нами. В Лэнгвике я раньше не бывала. За окном мелькнуло пустое поле для гольфа в Хирсала, но чаще мы ехали через почти девственный лес, где попадались группы домов, будто маленькие деревни. Нам встретились два всадника, и только тогда Транков снизил скорость до разрешенной.

— Ты ездишь верхом? — спросил он.

— Приходилось.

Последний раз я сидела на лошади в Канаде, когда мы совершали десятидневный поход на ферму родителей Бенотта, моего однокурсника, и в Монреаль, где познакомились с системой обеспечения безопасности местного хоккейного зала. Во время ночевки на ферме меня в четыре утра разбудил звонок мобильника. В этот раз я забыла его выключить, словно предчувствовала, что именно этой ночью придут важные вести. Схватив телефон, я быстро вышла из комнаты, чтобы не мешать другим спать, и, миновав прямой коридор, очутилась под звездным небом. Позвонил мне старший констебль Ниило Рямя из полиции Куопио. Выразив соболезнования, он сообщил, что найдено тело дяди Яри. Он утонул и пробыл в воде так долго, что точное время смерти можно будет установить только после вскрытия.

Я тогда отправилась в конюшню и заплакала, прижавшись к шее Бесси, моей лошади. Наверное, понимала, что рядом с животным легче перенести такое горе, чем среди людей. Но после этого запах лошади стал для меня запахом беды. Мне пришлось уехать из Монреаля раньше всех и лететь в Торонто, а оттуда прямо в Хельсинки, даже не забрав из Нью-Йорка вещи.