Рембрандт должен умереть - Леонид Бершидский Страница 44

Хендрикье не совсем понимает, о чем этот путаный монолог. О чем-то очень мужском, думает она: о соперничестве двух мальчиков, научившихся лучше всех прочих класть краску на холст. Но пусть Рембрандт думает о таких материях, чем о предстоящем банкротстве, с обычной рассудительностью решает она. Так он не отчаивается и продолжает работать. Рано или поздно он увидит, чем хорош ее план, и представит его как свой, так что ей останется только признать его мудрость и согласиться.

– Флинк был твоим учеником, – говорит она вслух. – Ты имел право на его работы, потому что научил его всему, что он умеет, а еще давал ему кров и кормил. И сейчас он только твое отражение. Не понимаю, о каком обмане ты говоришь.

– Я у тебя получаюсь всегда прав, – вдруг улыбается Рембрандт. – Если бы в целом мире остались только мы вдвоем – ну и Титус, и Нелтье, – я мог бы и возгордиться, наслушавшись тебя.

Поддерживая эту искорку веселья, Хендрикье смеется и обвивает руками его шею.

– В моем мире и нет больше никого – только ты, Нелтье и Титус, – шепчет она ему на ухо.

На этот раз он не отталкивает ее.

Бостон, 2012

Штарк волновался, что в Америке его ждут и задержат уже в аэропорту. Но офицер иммиграционной службы без особого интереса рассматривает многократную визу в его служебном паспорте, спрашивает о цели визита – командировка, отвечает Иван, – и штампует соседнюю страницу. Похоже, они с Софьей напрасно предпринимали такие сложные меры предосторожности – можно было спокойно лететь в Москву обычным путем. Но ведь, когда он звонил Федяеву в Бостоне, кто-то слушал их разговор? Почему же те, кто слушал, не заинтересовались Штарком? Или дела Федяева идут так хорошо, что всякий интерес к его возможному сообщнику у американских федералов пропал?

Из-за разницы во времени выходит, что они прилетели в Бостон всего через полтора часа после того, как вылетели из Амстердама. А еще будто и не было шести часов. Для Штарка – точно: на этот раз он не смотрел никаких снов наяву, а просто спал, решив не расспрашивать Вирсингу о «Буре» и не слушать треп Молинари, который расхвастался профессору о своих предыдущих визитах в Европу – всякий раз по делу, в поисках какого-то украденного шедевра. Голландец проявил живейший интерес и сразу поразил Молинари осведомленностью об обстоятельствах первой же истории, которую сыщик стал ему рассказывать. Эрудиция профессора немного пугала Ивана. «Почему он так много знает обо всем, что связано с нами и с целью этой поездки?» – тревожился Штарк. Но, не будучи склонен к теориям заговора, быстро отогнал эти мысли. Ему приходилось встречать людей, чьи головы были набиты лишней информацией так, что нужная в них уже не помещалась. Один из них участвовал в передаче «Своя игра» и чуть ли не зарабатывал этим на жизнь. Добывать деньги иначе он был, кажется, не способен. А кто такой искусствовед, если не профессиональный эрудит, не желающий заниматься ничем практическим?

В Бостоне Штарк и Вирсинга направляются в Кембридж-Хаус-Инн, хорошо известный профессору-всезнайке, не раз читавшему лекции в Гарварде, а Молинари – снова к маме.

– На этот раз, Штарк, попробуй только не прийти, – грозит он Ивану кулаком.

– Я прослежу, чтобы он больше не обижал вашу матушку, Том, – успокаивает итальянца Вирсинга.

Выспавшемуся в самолете Ивану совершенно не хочется в кровать, но он знает, что лучше себя заставить. Ведь в прошлый раз сонливость испортила ему романтическую встречу с Софьей – в его внутренней видеотеке нет «фильма» про их первую ночь за двадцать четыре года. Получив ключ от номера, он говорит Вирсинге:

– Арьян, вы же расскажете мне про «Бурю» завтра утром?

– Нет, Иван, – качает головой голландец. – Я обязательно вам расскажу, но позже, когда мы поймем, подлинные ли картины собираются вернуть в музей. Вы поймете, в чем дело, – обещаю, что все покажется вам абсолютно логичным.

– Хорошо, я не буду вас торопить. Тогда скажите, вы знаете кого-нибудь в Музее Гарднер?

– К сожалению, нет. Но у меня есть знакомые в Гарварде, которые наверняка знают директора музея Джину Бартлетт. Пока вы спали в самолете, я написал пару писем; возможно, уже пришли и ответы. Завтра утром мы в любом случае попробуем договориться о встрече с госпожой Бартлетт.

– Давайте немного подождем с этим – надо, чтобы Том по своим каналам узнал, на какой стадии переговоры о картинах. Вы не хотите сперва встретиться с реставратором, Винсом Ди Стефано?

– Пожалуй, нет, – задумчиво произносит Вирсинга. – Зачем его тревожить? Особенно если он, как вы изящно выразились, «мотивирован».

– Хорошо. Тогда встретимся за завтраком?

– Да, часов в девять. Я хочу как следует выспаться, может, даже приму снотворное. Ненавижу джет-лэг.

Иван ворочается в постели, обдумывая последовательность действий. Вирсинга прав: в музее лучше сразу разговаривать с директором, предварительно выяснив, что она уже знает о готовящемся возвращении картин. И лучше, если с ней свяжется голландский профессор через своих гарвардских друзей, – так она будет к ним с самого начала расположена. Нужно еще навестить оба дома – в Бруклайне и в Северном Бостоне, желательно с Молинари. До или после похода в музей? Наверное, безразлично: скорее всего, никаких доказательств, что картины фальшивые, они в домах не найдут. И как искать Савина? Об этом лучше посоветоваться с Томом. Если, конечно, Савин еще не уехал из города. Ведь если он – конечный получатель денег, которые исчезли из багажника «Тойоты», он вполне мог испариться, и искать его теперь можно по всему миру, хоть бы и меж Карибских островов.

С другой стороны, рассуждает Иван, если бы я был Савиным и воображал себя Рембрандтом современности, я непременно захотел бы выстоять очередь в музей, чтобы увидеть свои творения в роскошных рамах. Ради этого можно и рискнуть, остаться. Или правильнее было бы уехать, а потом вернуться, чтобы сходить в музей?

Засыпает Иван, только выпив четыре маленькие бутылочки из мини-бара. В этот раз джет-лэга не будет, с облегчением думает он, чувствуя, как его тело становится ватным.

Утром Штарк обнаруживает в ресторане Вирсингу, уже пожирающего мюсли и яйца вкрутую.

– Проснулся, как будто давно здесь живу, – бодро сообщает профессор. – А вы что, ночью ходили развлекаться?

– Нет, просто опустошил мини-бар. Не спалось.

– Выпейте молока, – предлагает голландец. – Мне, кстати, пришел ответ от моего гарвардского коллеги, он готов организовать нам встречу с госпожой Бартлетт. Мне надо будет встретиться с ним, поблагодарить. Вы уже звонили Тому?

– Думаю, что и не придется, он сам приедет за нами.

Иван успел достаточно хорошо изучить сыщика: тот как раз входит в ресторан.

– Ну что, коллеги, планерка состоится прямо здесь? Или переместимся куда-нибудь на свежий воздух? Прекрасный день, какое солнце!