Домой до темноты - Чарльз Маклин Страница 45

Реальность же в том, что всего через два года наше ощущение себя как семьи съежилось и раскрошилось вместе с пониманием, куда мы идем.

Видимо, Джордж смутно это осознавал, что и спровоцировало его вспышку. Со смертью Джуры оборвалась живая ниточка к Софи. Наверное, сын чувствовал, что он — последнее звено.

Говорят, мы плачем от беззащитности.

Потом я ушел прогуляться, выбрав хорошо знакомый путь, который через границу Уилтшира и Дорсета ведет на Кранборн-Чейс. Славно шагать по загородным просторам с крутобокими лощинами и нежцыми выпуклостями холмов, что к побережью постепенно сглаживаются. С Уин-Грин-Хилл видно аж за четыре графства, там всегда приходит пьянящее чувство, будто стоишь на вершине мира. Только не сегодня. Дождь закончился, но было слякотно и пасмурно. Понурившись, я шагал, не замечая пейзажа; в наушниках звучали «Вариации» Элгара, [70]я старался ни о чем не думать. Просто хотел себя измотать.

В начале седьмого я вернулся в Гринсайд, но сначала зашел в проулок, где случилась беда. Я чувствовал себя обязанным перед Софи постоять там и представить, как Джура нашла свой конец. Еще мне хотелось убедиться, что это вправду был несчастный случай. Раны собаки выглядели как-то странно.

Согнувшись, я осмотрел дорогу. Я понимал, что кровь, шерсть и прочее смыло дождем, однако рассчитывал найти осколок разбитой фары или чешуйку краски с крыла сбежавшей машины-убийцы. Ничего не было — ни бирки с кличкой, ни каких-либо следов наезда вообще. И лишь в канаве я обнаружил нечто похожее на обрывок черного мусорного мешка, зацепившегося за пенек боярышника. Я сдернул его и на изнанке черного пластика увидел кровь.

Смутное подозрение мгновенно превратилось в непоколебимую уверенность: собаку убили в другом месте, а затем привезли и бросили в канаву.

Кто бы он ни был, он сделал это умышленно.

Изысканный ужин Лора накрыла в кухне, где мы обычно ели без гостей. Загружать себя делом и с бравым видом соблюдать маленькие семейные ритуалы — в этом был ее способ выжить. Я видел, что она очень переживает из-за Джуры. Есть никому не хотелось. Аппетита не было даже после долгой прогулки, и я лишь заглушал спиртным тянущую боль в желудке. Ужин прошел в угрюмом молчании; все трое с облегчением вздохнули, когда пытка закончилась и мы смогли разбрестись.

О том, что случилось, не говорили. Мне казалось, Лора хочет убедить себя, будто я виновен в смерти собаки; уверен, в глубине души она считала, что я в ответе и за гибель Софи. Своих мыслей она не выдавала и ни разу не сказала: «Во всем виноват ты». Но когда бы наши глаза ни встретились, я читал в них укор.

Я решил не рассказывать о найденном в канаве доказательстве, что Джуру убили преднамеренно. Зачем усиливать страдание, зачем лишний раз тревожить Лору? Ведь я мог ошибиться, и случайный инцидент с собакой никак не был связан с моим вчерашним ощущением слежки, которое в результате я приписал собственной паранойе и чрезмерному возлиянию.

Как назло, несчастье произошло именно в тот момент, когда лед в наших отношениях с Лорой стал подтаивать. Это звучит излишне обнадеживающе. Наш слишком тяжелый груз не допускал ничего, кроме короткого привала. Слабым утешением было то, что Лора меня не проверяла, — накануне я в этом убедился, когда она оказалась дома, а не в деревне (а то уж я гадал, не она ли приставила ко мне «хвост»).

Удивительно, что человек, которого ты знаешь как никто другой, вновь может стать полнейшей загадкой. Теперь наше общение напоминало беседу двух незнакомцев, а не супругов.

Мы допоздна смотрели по телевизору старый фильм Роберта Олтмена [71]«Короткие истории», который первый раз вместе видели в Нью-Йорке. В некоторых сценах трудно было не заметить параллелей с нашим медленно растворяющимся браком, но никто из нас ничего не сказал.

Позже в постели, где мы тоже стали чужаками, Лорина пылкость застала меня врасплох; жена казалась отчаянно безудержной, едва ли не распутной. Это было так непохоже на нее, что казалось, кто-то иной занял ее место, пока настоящая Лора в отлучке. В ответ я трудился над ней с усердием неверного мужа. Посреди этой потной безосновательной взбучки у меня вновь возникло ощущение, что со стороны за нами кто-то наблюдает.

Сейчас та ночь кажется бесконечно далекой.

Со стаканом виски я поднялся в библиотеку, где посмотрел десятичасовые новости, а потом вышел в Сеть и проверил почту. Кэмпбелл Армур прислал письмо с шестистраничным приложением, озаглавленным «Синестезия». Я ответил рассказом о том, что случилось с Джурой: описал раны и предположил, что собаку убили умышленно, а затем подкинули, чтобы инсценировать наезд.

После нашей последней беседы я тщательно обдумал версию, что я — чья-то мишень. Несомненно, жестокую и бессмысленную казнь старого Лабрадора Кэмпбелл сочтет эпизодом все той же кампании. Однако ничье имя не приходило мне в голову.

В комнате было душно. Я подошел к эркеру, выходившему в сад, и приоткрыл раму. За окном стояла непроглядная тьма. Закурив «голуаз», я рассматривал свое искаженное отражение в старом стекле. Материалы по синестезии я решил прочесть позже. Это была просто отговорка, чтобы не выключать компьютер, — маловероятно, но вдруг Джелли захочет связаться.

Я думал о ней беспрестанно. Ничего не мог с собой поделать.

Хоть мы условились на время разойтись и дать друг другу, как она выразилась, передышку, я настоял, чтобы ради ее же безопасности связь оставалась открытой. Желание поговорить с ней, «услышать» ее «голос» было просто неодолимым. Я хотел загасить сигарету, но столбик пепла упал на блестящий пол, прежде чем отыскалась пепельница, и я вдруг понял, что непременно должен поговорить с Джелли.

Я сел к столу и уже собрался щелкнуть по ее имени, как вдруг на панели инструментов замигала синяя иконка. Это выглядело столь невероятной удачей — или еще одним доказательством экстрасенсорных способностей Джелли, — что я вслух рассмеялся. Такое ликующее ржание издаешь, если только никого нет рядом.

Наверное, она почувствовала, что я хочу с ней повидаться, и вышла в Сеть, а значит, тоже хотела встречи. Я уже было откликнулся, но заметил, что на экране высветилось совсем другое имя. Я тупо смотрел на монитор, не желая поверить в свою ошибку; затем вгляделся пристальнее и понял: это немыслимо. Вот тут наверняка ошибка.

Буквы «БВ» на мигающей синей иконке означали Буревестник — сетевой ник Софи. Из груди с коротким всхлипом вышел весь воздух.

Я понимал, что это невозможно, но взглянул на список контактов, и сердце заколотилось. Возле имени желтел смайлик, который я так и не смог удалить. Он говорил, что в Сети моя дочь.