Дикая весна - Монс Каллентофт Страница 45

Слышит ли он мои шаги?

Он перешел на шаг.

Еще сто шагов – и я настигну его.

Она гонится за своей дичью, бежит навстречу луне, и две девочки без крыльев с белыми лицами и белыми волосами, развевающимися в свете луны, подгоняют ее вперед.

* * *

Беги, Малин, беги.

Кто бы там ни был в поле впереди тебя, тебе нужно его догнать, не так ли?

Повали его на землю.

Это зверь?

Очень увлекательно смотреть, как ты гонишься за ним, Малин, но это, похоже, не самое жуткое, что произойдет сегодня ночью.

Запертые дети спят. Они связаны с нами. Отвратительные ящерицы грызут решетку, дети слышат ящериц и злых дяденек в своих снах.

Ты чувствуешь ветер, Малин?

Холодный ветер, дующий над равниной и над городом.

В этом ветре – шепот смерти, Малин. И может быть, может быть, эта смерть ищет тебя.

Мы не знаем.

* * *

«Что вы говорите?

Чего вы хотите от меня? Мне сейчас не до вас». Малин чувствует, как молочная кислота взрывается в мышцах ног, пробирается по животу в легкие и сжимает сердце, как черные горячие щипцы-кусачки.

«Я не могу сейчас сдаться».

И тут черная фигура на поле перед ней останавливается. Оборачивается, роется в кармане.

«Вынимает оружие?

И если он вынимает оружие, он может оказаться быстрее меня. Я умру? Неужели это произойдет?»

Она собирает последние силы, пробегает зигзагом последние двадцать метров, отделяющие ее от этого человека.

Огонек.

«Из дула перед выстрелом, который убьет меня?

Но звука нет. У него что, глушитель?»

Она кидается вперед. И ощущает горячий толчок в щеку.

* * *

Зак подходит к прицепу – это вагончик-прицеп марки «КАБЕ», метров двенадцати в длину.

Из окон струится слабый свет.

Перед вагончиком, на земле, усыпанной мусором и металлоломом, стоят три бочки с горючим, и он видит шестерых накачанных полицейских, нависающих над тремя молодыми людьми, одетыми в потрепанную грязную одежду, какую носят безработные, бродяги, бездомные и приверженцы нью-эйдж [8].

– Который из них Людвигссон?

– Его тут нет, – отвечает Сундблум из двери прицепа. – Он как раз вышел помочиться.

– Значит, это за ним погналась Малин, – произносит Зак. – Он рванул через поле.

– Ей удалось его догнать?

– Не знаю. Я поспешил сюда. Карим и Свен побежали за ней, а на Софию Карлссон мы надели наручники.

Сундблум кивает.

– Этих зовут Конрад Экдаль, Ян Тёрнквист и Стефан Тёрнваль. Это все, чего мне пока удалось от них добиться.

– Что у нас тут, внутри?

– Я нашел только компьютеры, но в таком большом прицепе может быть сколько угодно тайников. Однако со связью у них, похоже, проблем нет.

На деревьях вокруг прицепа висят кабели, идущие к антенне на крыше.

– Что-нибудь о Фронте экономической свободы?

– На одном из компьютеров была открыта их страница. Больше я ни к чему не прикасался.

– Отлично, – говорит Зак. – Юханнисон уже едет.

Карин.

Обозначить дистанцию для других. Не называть ее по имени.

Глупо.

Мы трахаемся, и всего лишь. Тут о любви речи не идет.

Он видит перед собой аристократическое лицо Карин – как оно может измениться за секунду и выражать животный инстинкт, когда она ощутит его запах.

– Технический отдел здесь все обыщет, – продолжает Зак.

Трое молодых людей, лежащих на земле, стонут и всхлипывают, на что раздается «заткнитесь, свиньи!», и все звуки исчезают в темноте, приглушаясь в матовом свете луны.

«Где Малин? – думает Зак. – Почему так долго?»

* * *

Это был не пистолет.

Он остановился, чтобы закурить сигарету, покорившись судьбе, – услышав ее шаги за спиной, он понял, что ему не уйти, что игра окончена.

Она сбила его с ног.

Немного обожгла щеку об огонек его сигареты.

Прижала его лицо к земле, грубо вдавив его в глинозем на поле, не заботясь о том, может ли он дышать.

– Это ты Юнатан Людвигссон? Это ты убил двух девочек? Это ты, отвечай? Если да, то можешь не волноваться – я отправлю тебя к праотцам тут же, на этом долбаном поле!

Она перевела дух, продолжая вдавливать его лицо во влажную землю, дергая его за длинные дреды.

– Ты можешь дышать, а? Можешь?! А девочки уже не дышат, ты знаешь об этом, да?!

И тут она ощутила удар в бок и, ослабив хватку, упала на сторону, так что клок его дредов остался у нее в руках, а человек, распростертый на земле, стал хватать ртом воздух, но не проронил ни звука.

– Тысяча чертей, Малин! Ты, что, пытаешься его задушить?

В голосе Свена нет возмущения, это просто констатация факта.

И теперь Малин стоит на коленях рядом с мужчиной. Фыркает, видит возмущенное лицо Карима, смотрит, как Свен надевает на задержанного наручники и поднимает его на ноги.

– Я просто держала его до вашего прихода.

– Да видел я, как ты его держала, черт подери!

Мужчина. Ему не больше двадцати пяти. Борода. Чисто шведские черты лица, сердитые голубые глаза, длинные грязные дреды.

Малин помнит его лицо по видеозаписи.

– Это Юнатан Людвигссон, – говорит она, поднимаясь, и движется обратно по полю, в сторону полицейских машин и вагончика-прицепа.

10 мая, четверг

Юнатан Людвигссон сидит в помещении для допросов номер один, по другую сторону большого черного стола, в конусе света от галогеновой лампы.

Малин наблюдает за ним через одностороннее зеркальное стекло из соседней комнаты – в помещении для допросов оно выглядит как обычное зеркало. Карим Акбар и Свен Шёман стоят рядом с ней. Свен только что сказал ей четко и ясно: «Тебе его допрашивать нельзя. Ты думала, что он пытался убить тебя там, на поле, а это плохая исходная позиция. Зак и Юхан Якобсон допросят его. Юхан только что приехал, он свежий и отдохнувший».

Малин пыталась протестовать, но напрасно.