Поцелуй ангела - Алафер Берк Страница 46

Элли покачала головой.

— Я сейчас же позвоню девушкам.

Экелс остановил ее:

— Уже сделано. Пресс-служба направила к ним адвоката, чтобы уточнить размер причиненного ущерба. Убедиться, что они заблокировали свои кредитки, и все такое. Сегодня утром, немного позже, они улетают, и мы доставим их в аэропорт. Они уже более чем готовы отправиться домой. Просто обещайте: вы сделаете все возможное, чтобы таких дерьмовых сюрпризов больше не было.

Элли и Роган разом кивнули. Элли начала понимать почерк Экелса: лейтенант любил выпустить пар, но обычно остывал раньше, чем заканчивалось совещание.

К сожалению, она не была готова его закончить. Простой и сложный способ. Если бы одно решение полностью равнялось другому, она предпочла бы простой способ. Однако в этом случае обходных путей не было. Ей не хотелось быть полицейским, которому и через двадцать лет после оправдания невиновного будет страшно бросить вызов традиционному образу мысли.

— Простите, сэр. Еще кое-что, раз уж мы здесь. Нам на «горячую линию» позвонил один человек, у него убили дочь; дело тогда закрыли. Она тоже была была подвыпившая, ее убили в двухтысячном, в Нижнем Ист-Сайде.

— Так перезвони ему и любезно побеседуй.

— Я уже это сделала. Но вот в чем дело. Его дочери тоже отрезали волосы. И если эта подробность в деле Челси всплывет, он увидит сходство.

— Он увидит сходство или ты? — метнул в нее раздраженный взгляд Экелс, затем переменился в лице, видимо, сообразив, что она имеет в виду. — Только, пожалуйста, не говори мне, что именно этим делом Макилрой доставал меня несколько лет назад.

— Возможно, — призналась она. — Он рассматривал три разных дела. Все — молодые блондинки, все убиты поздней ночью, у всех, возможно, что-то сделали с волосами.

— Ударение на «возможно». Как, впрочем, и в слове «невозможно». Ты точно блудное дитя Макилроя. Дело, которое я вел, насколько я помню, совсем не подходит под этот почерк.

— Смотря что тут считать почерком. Убитой показалось, что кто-то следил за ней, когда она вышла из салона «Артистик» в Верхнем Ист-Сайде. Парикмахер укоротил ей волосы на несколько сантиметров. Возможно, мы говорим об одном и том же убийце: человеке, для которого волосы — фетиш. И он отрезает их после убийства. В вашем деле с Элис Батлер его могло оттолкнуть то, что она подстриглась, а может, он все-таки отрезал несколько прядей. Но никто этого не заметил, поскольку перемена в ее внешности была и без того значительной.

Экелс раздраженно покачал головой.

— Наша работа, чего бы ты там ни нахваталась от Макилроя, состоит не в перетряхивании висяков. Если ты считаешь, что нашла что-то дельное, отправь в отдел нераскрытых дел и увидишь, как над тобой посмеются. А до тех пор, пожалуйста, Роган, убери свою напарницу из моего кабинета. По-моему, сегодня у вас заседание большого жюри по поводу Джейка Майерса?

Роган посмотрел на свои часы фирмы «Картье».

— Через час.

— Тогда, ребятки, будем надеяться на удачу. И смотри, Хэтчер, без сюрпризов!

Рейчел Пек пришлось отвести другое время для творчества. Сегодня, второй раз за неделю, ей нужно было подменить Дэна Филда, дневного бармена. Дэн объяснил свою просьбу тем, что днем его пригласили на собеседование, но Рейчел подозревала: это очередная уловка, чтобы добраться до более щедрых вечерних чаевых, а на нее спихнуть обеденную толчею. Но все же Дэн был славным парнем, и ей не хотелось выглядеть неуступчивой стервой, потому она согласилась.

Обычно она вставала довольно Поздно, немного занималась йогой, а затем писала до самого выхода на так называемую ежедневную работу, которая в ее случае была ежевечерней. Впрочем, она поставила себе цель — писать не менее восьмисот слов в сутки, даже если ради этого ей приходилось просиживать за клавиатурой до двух часов ночи.

Этим утром, однако, она поставила будильник на восемь и пропустила утреннюю йогу, чтобы выкроить часика два до дневной смены и поработать.

Рейчел было двадцать шесть, и уже лет десять она считала себя писательницей. Ее литературные опыты начались даже раньше, еще в детстве, когда она жила в Льюистоне, штат Айдахо, где спасением от домашней рутины под началом сурового и властного отца была большая тетрадь на пружине.

Однажды вечером, Рейчел было тогда всего семь, преподобный Элайджа Пек стал отцом-одиночкой. Мать Рейчел выскочила ненадолго в угловой магазин, да так и не вернулась. Ее билет на автобус «Грейхаундлайнс» [29]до Лас-Вегаса был куплен по семейной «Мастеркард», но священник не стал утруждаться поисками беглянки.

Однако готовность отца отпустить сбежавшую жену не распространялась на его дочь. Рейчел убегала из дома с тринадцати лет. Она добиралась до Спокана, Миссулы, Кенневика, Твин-Фоллс и Сиэтла.

Элайджа каждый раз находил ее. В последний раз, возвращая беглянку домой, священник нашел ее, полураздетую, у двери стрип-клуба в Портленде — она изображала совершеннолетнюю хозяйку зала. Отец приволок ее обратно в Льюистон и заявил: если она не возьмется за ум и не закончит учебу, он будет считать, что его дочь умерла.

Когда она спросила, что это означает, он посмотрел ей в глаза и сказал: «Я сам доставлю тебя к Отцу нашему, если ты, шлюха, еще хоть раз ступишь своей ногой в подобное вместилище порока».

Рейчел никогда толком не понимала своего отца, однако знала его достаточно, чтобы поверить — он способен сдержать свое обещание. Целый год она зубрила. Никаких прогулов, никакого автостопа. Она даже не появлялась вечером на улице. Затем, в субботу перед выпускным вечером, девушка собрала сумку, разыскала директора и сделала все необходимое, чтобы убедить его выдать ей диплом, не дожидаясь официальной церемонии. С тех пор она ничего не слышала ни об отце, ни о Льюистоне.

Впервые за многие годы она вспомнила о преподобном Элайдже Пеке. Пожелтевшие тетради с ее старыми дневниками лежали перед ней на обеденном столе, за которым она обычно писала. Ее глаза все еще были влажными от слез — они навернулись невольно, когда девушка читала свои собственные подростковые записи и вновь переживала те чувства.

Она всегда удивлялась, как обыденные детали проникали в ее произведения. Например, как дама за соседним столиком проверяет по своему отражению в кофейной чашке, не стерлась ли ее помада. Или мопс в расшитом стразами ошейнике, живущий в ее доме. Вкус сигарет и черного шоколада.

Но только теперь она приняла сознательное решение обратиться к собственной биографии. Конечно, с вымышленными персонажами. Упрямый подросток будет мальчишкой, из которого вырастет убийца. Властным родителем станет мать, чья работа в полиции, всегда так возмущавшая ее вечно обиженного сына, превратится в единственное средство помочь ребенку, если она решится на такой выбор.