Икона и крест - Билл Нэйпир Страница 46

От радости я чуть не запрыгал. Мистер Хэрриот рассмеялся:

— Поостынь, Огилви. Зачем, по-твоему, нам с Кендаллом все эти наблюдения? Боюсь, твоя придумка не сработает. Мы не в состоянии с достаточной точностью предсказать движение луны относительно звезд. У нас даже нет достаточно точных карт звездного неба…

Разочарованный, я съежился. Но поражение лишь наполнило меня решимостью. Однажды я решу эту грандиозную задачу!

Я так и не смог понять, в чем заключалась тайная цель, и решил, что все прояснится, когда колония будет достроена. Еще я подозревал, что заговорщики решили разрушить ее изнутри: убийства продолжались, в наше сообщество проник страх. Разрастаться ему не давала только растущая враждебность со стороны индейцев.

Облегчение, даже радость охватила всех нас, когда убийца наконец был найден и задержан. Ни одно приключение из выпавших на мою долю в Америке не взволновало меня до такой степени, не отпечаталось в памяти так, как суд над нашим аптекарем, Абрахамом Роузеном».

«Черные облака громоздились одно на другое, вот-вот должен был ударить гром… И точно, когда я выходил от мистера Барлоу, неся в руке пачку его записок, далеко в океане ослепительно блеснула двузубая молния — от высоких облаков до самой воды. Океан бурлил, и темно-зеленые, увенчанные белой пеной волны ритмично били в песчаные отмели. Я мог разглядеть раскачивавшиеся мачты „Тигра“ и „Роубака“.

По утрам я, как правило, перерисовывал сделанные джентльменами наброски и расшифровывал черновые записи Хэрриота и Барлоу, но на этот раз мои занятия прервал Энтони Рауз. Он нес под мышкой какую-то толстую книгу. На его лице застыло решительное выражение.

— Оставь это, юноша. Тебя ждут другие обязанности. Сейчас же бери письменные принадлежности и отправляйся в часовню. Захвати побольше.

Член парламента исчез. Я едва успел собрать бумагу, перья и чернила.

В часовне, на возвышении, стоял грубо сколоченный длинный стол, развернутый лицом к пастве. В воздухе пахло свежей стружкой. На передних скамейках сидела дюжина джентльменов. Пространство за их спиной занимали чернорабочие, матросы, купцы, военные — в общем, яблоку негде было упасть. Судя по давке позади, двери едва открывались.

Ральф Лейн, правитель колонии, занял место в центре стола. Слева от него сел мистер Кендалл, справа — мистер Рауз. Я подумал о Святой Троице с Лейном в роли Господа, но быстро отогнал богохульную мысль. Я тоже сел к столу, с краю, по левую сторону от мистера Лейна. Теперь я понял, о каких обязанностях говорил Энтони Рауз. Я освоил скоропись, и теперь мне предстояло вести протокол суда. Что до самого процесса, то эта загадка должна была вскоре разрешиться.

Передо мной лежали бумага, перья и чернила. Как и было велено, я захватил побольше. Стол был пуст, если не считать книги, которую нес тогда мистер Рауз. Она лежала перед Ральфом Лейном. Я с трепетом узнал „Malleus maleficorum“ — „Молот ведьм“.

Мой наставник, Томас Хэрриот, сидел спереди, между Амадасом и сэром Эдвардом Коулом, законником. Правитель Лейн щелкнул пальцами одному из военных, Джону Вону, стоявшему позади. Капитан Вон исчез за дверью, оставив всех в напряженном ожидании.

Нас разбирало любопытство.

Минуту спустя раздался шум голосов, и все лица обернулись к дверям. Двое солдат локтями и плечами расталкивали толпу. Они тащили Абрахама Роузена, аптекаря. Его руки и ступни были закованы в кандалы. Один из солдат держал веревку, накинутую на шею пленника, — его вели на поводке, словно собаку. Аптекарь хромал, его тело покрывали кровоподтеки, ему было больно. Прошлой ночью я слышал крики. Теперь понятно: военные делали свое дело. Роузен был напуган. Пока его тащили к возвышению, аптекарь дико водил глазами из стороны в сторону, будто хотел сбежать.

Ральф посмотрел влево, потом вправо и наконец остановил холодный взгляд на аптекаре.

— Вам ясно, в чем вас обвиняют? — спросил он.

— Да. И я невиновен.

Голос аптекаря был тих и испуган, но в нем все равно слышалась решимость.

— Зачитай обвинения.

И Ральф Лейн протянул мне лист. Кажется, голос у меня немного дрожал.

— Во-первых, вас обвиняют в принадлежности к Ордену ведьм и колдунов. Во-вторых, с помощью магии и ядов вы уничтожили тело Саймона Холби, родившегося в Йорке. В-третьих, используя магию, вы убили Джона Барнеса, плотника. В-четвертых, вы отравили Саймона Фладда, родившегося в Эксетере. В-пятых, вы отравили Дэвида Фолкнера. В-шестых, будучи евреем, вы вступили в связь с иезуитами, были подкуплены ими и подговорены испанскими властями разрушить нашу экспедицию изнутри, так что вы виновны еще и в государственной измене.

Со всех сторон зашептали.

— Тишина! — прорычал Лейн.

Он кивнул сэру Эдварду Коулу, высокому человеку, одетому в черный атлас и белый круглый воротник. Сэр Эдвард носил бороду, короткую и седую, волос у него почти не осталось, а левая рука усохла. Коул встал перед Лейном, но так, чтобы говорить и ему, и пастве, поворачиваясь то в одну, то в другую сторону.

— Перед судом стоит вопрос, чудовищный по своей сути. Любое убийство отвратительно. Однако совершить его при помощи тайного знания и магии — это сговор с самим Сатаной, и по сути это деяние направлено против Всевышнего! Этот человек попытался помешать нашему делу, одобренному ее величеством, действуя по указке врагов ее величества, а именно Филиппа Испанского.

Здесь сэр Эдвард остановил взгляд на Лейне, чья ненависть к испанцам стала притчей во языцех. Затем он указал своей здоровой рукой на аптекаря:

— Негодяй должен понести наказание, предусмотренное для всех изменников. Его следует повесить, перерубить веревку, пока он дышит, отрезать ему срамные части, сжечь их у него на глазах и вырезать ему, еще живому, внутренности. Тело сжечь дотла, как всегда делают с колдунами.

Руки и ноги аптекаря задрожали, раздался звон цепей. В голосе сэра Эдварда не было жалости.

— Он сине религионе, сине седе, сине фиде, сине ре эт сине спе — у него нет веры, нет дома, к нему нет доверия, у него нет средств, и ему не на что надеяться. Он был подкуплен иезуитами. Мне ни разу не приходилось слышать хоть об одной измене без стоящего за ней католика.

Сэр Эдвард развернулся к Ральфу Лейну.

— Вы видите перед собой „Malleus maleficorum“. Мнение об Ордене ведьм и колдунов, изложенное в этой книге, признано всеми. „Malleus maleficorum“, или „Молот ведьм“, признан и католическими, и протестантскими законниками, а также величайшими умами по всей Европе. Это книга скрывает в себе большую ученость и глубокую мудрость.

— О каких величайших европейских умах идет речь? — спросил Рауз.

— Например, я могу отослать вас к Жану Бодену, члену французского парламента и одному из выдающихся философов наших дней. Вот что он написал.