Без пощады - Саймон Керник Страница 47

— Да. Узнав его голос, я перепугалась. Я думала, что ему нужна та вещь из камеры и как только он ее получит, то избавится от нас.

Ее рассказ казался правдоподобным. В камере на вокзале хранится что-то сенсационное. Но зачем Джек отдал ключ Кэйти? Болтовня насчет профессиональной этики — всего лишь предлог. Он дал ей ключ не просто так. У меня появилось чувство, что она чего-то недоговаривает.

Я еще раз спросил, откуда на ноже отпечатки ее пальцев.

— Даже не представляю. Поверь, я не имею отношения к смерти Ванессы, — сказала Кэйти. — На тебя ведь напал ее убийца, в конце концов! Почему ты до сих пор мне не веришь?

— Я уже не знаю, чему верить, — ответил я, не погрешив против истины.

Мы снова погрузились в напряженное молчание, целиком сосредоточившись на самом главном — благополучии наших детей.

Болт выпил две чашки кофе, доел остатки вчерашнего ужина, закусил бананом, принял душ и уже одевался, когда вновь раздался звонок.

— У меня для вас две новости, хорошая и плохая.

Сейчас голос Джин Райли звучал гораздо бодрее.

— Начинай с плохой.

— Телефон Кэйти Мерон отследить не удалось. Он отключен.

— А хорошая?

— Есть вероятность, что оба супруга живы. По крайней мере жив Том Мерон. Я проверила список его звонков. Последний вызов с его мобильного был сделан сегодня утром, в семь часов восемь минут. Разговор продолжался девяносто восемь секунд. Звонок сделан из Болдервуда, на номер одноразового нерегистрируемого мобильника.

Болт посмотрел на часы. Восемь ноль пять. Меньше часа назад…

— А его ты можешь отследить?

— Требуется разрешение самого большого босса.

Болт догадывался, что Эванс вряд ли одобрит этот трюк, если не разрешил отследить даже телефон Мерона. Кроме того, если номер принадлежал людям, преследовавшим Меронов, то они скорее всего уже отключили телефон. Впрочем, сам факт звонка уже внушал определенный оптимизм.

— Попрошу тебя об услуге, Джин.

— Еще об одной?

— В последний раз, честное слово. Договорись, чтобы тебя немедленно поставили в известность, если проявится телефон Кэйти Мерон, и будь готова немедленно со мной связаться. А если уговоришь своего знакомого, чтобы он поглядывал и за телефоном Тома Мерона, то еще лучше.

— Это уже две услуги.

— Ну, последние две. Постарайся, ладно? В следующий раз, как пойдем куда-нибудь, с меня выпивка.

— Знаете, — сказала Джин, — я бы выпивке предпочла узнать, какое отношение Мероны имеют к самоубийству лорда главного судьи.

Мы все бы предпочли, подумал Болт, нажимая клавишу отбоя.

Деревня Хэмблден, примостившаяся на краю Чилтернских холмов, имеет классический для английской деревни вид и потому не раз использовалась в качестве декорации для фильмов и телепрограмм. Я и сам видел некоторые из них. В центре деревни располагается небольшая симпатичная площадь с церковью четырнадцатого века, магазинчиком и лавкой мясника; на углу паб под вывеской «Охотник и олень». Все здесь дышит стариной, каждый дом по-своему затейлив и красив, несколько даже крыты соломой.

В восемь часов тринадцать минут мы остановились на краю дороги, прямо напротив телефонной будки. Я вышел из машины, даже не взглянув на жену, и вошел в будку. Воздух внутри был слегка спертый — но зато не воняло мочой, как во всех телефонных будках Лондона. Вероятно, здесь им предпочитали туалеты.

Холодея всем телом, я застыл перед телефоном и следил за секундной стрелкой на своих часах. Она сделала полный круг и пошла дальше. Восемь четырнадцать. Осталась минута. Я благодарил Бога, что Кэйти оказалась таким лихим водителем, — и все же не мог избавиться от мысли, что мы опоздали. Мои дети, мои драгоценные крошки могли быть уже мертвы. Для меня они всё, для похитителей — всего лишь временное неудобство и инструмент ведения переговоров. А все потому, что друг и жена меня предали. Мне наплевать, что там спрятано в камере хранения на вокзале Кингс-Кросс. Мне оно не нужно. Все, чего я хочу, — это вернуться в прошлое, когда наш с Кэйти брак был крепким, а мир вокруг нас не сходил с ума; когда мои дети счастливо смеялись. Но секундная стрелка неумолимо двигалась по кругу, я понял: что бы ни произошло сейчас, прошлого уже не вернуть, а наше будущее может оказаться очень непродолжительным и страшным.

Телефон издал пронзительную трель, испугав меня. Я украдкой взглянул на Кэйти. Она пристально смотрела на меня сквозь ветровое стекло, на ее лице застыла маска страдания. За последний час она постарела на десять лет. Я поднял трубку. В горле пересохло, и, когда я заговорил, мой голос был хриплым.

— Том Мерон слушает.

— Молодцы, уложились, — сказал тот же человек, с которым я говорил раньше. — Надеюсь, вы выполнили все мои инструкции?

— Да.

— Вы отключили телефоны? Выбросили их?

— Да. Я не хочу ставить жизнь моих детей под угрозу.

— Очень мудро с вашей стороны. Слушайте дальнейшие инструкции. Сейчас вы пройдете через площадь на север, в направлении паба «Охотник и олень», и повернете от него налево. Потом идите вверх по холму, и в конце концов вас кое-кто встретит. Лицо этого человека вы не увидите. Пойдете за ним. Если кто-то пришел с вами, то мы об этом узнаем и в наказание убьем одного из ваших детей.

Я сильно вздрогнул, потому что он явно не шутил. От накатившего страха мне стало дурно.

— Обещаю, ничего такого не будет!

Но он уже повесил трубку.

Я вышел из будки и сделал Кэйти знак, чтобы она припарковалась как следует. Найдя подходящее место возле стены деревенского кладбища, она вылезла из машины и двинулась ко мне нетвердой походкой. Она, казалось, вот-вот упадет, а ее лицо приобрело пепельно-серый оттенок… и все же мне не было жаль ее. Это она втянула нас в это.

— Туда, — сказал я и показал на холм за пабом. — Нам надо поторопиться.

Мы в молчании двинулись по площади. В двери одного из домов показался седой старик лет семидесяти, одетый в твидовый пиджак и галстук. Он улыбнулся и помахал нам рукой. Я машинально помахал в ответ и выжал из себя хилую улыбку, чувствуя жгучую зависть ко всем, у кого в этот день был повод улыбаться.

Когда мы прошли мимо паба, дорога стала круче, по бокам появились деревья. Вскоре стоящие впритык друг к другу коттеджи сменились холмом, поросшим дубами да буками, и лишь изредка среди гущи деревьев попадались отдельные дома. Тишину нарушали лишь пронзительные крики фазанов да приглушенный рев самолетов из-за за плотной белой завесы над нашими головами. И вдруг из какого-то сада донесся смех маленьких детей. У меня внутри так все сжалось, что я едва не задохнулся. Ноги стали ватными, но я заставил себя идти дальше, чтобы не слышать больше этих звуков и не думать о том, о чем они мне напоминали. Кэйти не отставала, ее лицо исказило застывшее выражение глубокой, животной боли. Я знал, что ее сердце страдает так же, как и мое.