Беги, если сможешь - Чеви Стивенс Страница 47

Посреди ночи мне позвонили из больницы.

— Простите, что разбудила, доктор Лавуа. К нам поступила ваша дочь. Она без сознания. У нее в карте указано, что в экстренных случаях надо обращаться к вам.

Сон мгновенно слетел с меня.

— Что с ней? Что произошло?

— Свидетель сообщил, что ее тошнило и, как он выразился, «дергало», а потом она упала и потеряла сознание. Следов травмы головы нет, поэтому нам надо знать, нет ли у нее аллергии и принимает ли она какие-нибудь лекарства.

— Аллергии нет. — Я чуть поколебалась, вспомнив, как уверенно Лиза сказала: «Я завязала». — В прошлом она употребляла наркотики.

В шестнадцать лет у нее случилась первая передозировка метамфетамином. У нее были галлюцинации, и она напала на меня, когда я была за рулем. Мы обе чуть не погибли. Могли быть и другие случаи, но я об этом уже ничего не знала. Если ее приняли, оказали помощь и выписали, то незачем мне звонить. Значит, это серьезно.

— Мы еще не установили, почему она потеряла сознание, — продолжала медсестра, — поэтому терапия пока что симптоматическая.

— Она пришла в себя?

Медсестра понизила голос:

— Она в коме.

Я встала так стремительно, что комната завертелась перед глазами. Сердце билось как сумасшедшее. Кома. Моя дочь в коме!

— Я сейчас приеду.

Набросив какую-то одежду, я схватила ключи и выбежала к машине, спугнув кошку, которая сидела у себя в коробке. По дороге к больнице я так сжимала руль, что побелели костяшки. Я не замечала ни дорогу, ни другие автомобили, меня терзала только одна мысль: почему случилась передозировка? Неужели встреча со мной так расстроила Лизу? Мне стало дурно.

Добравшись до больницы, я сразу же пошла к доктору. Тот сказал, что изменений никаких не было и Лизу перевели в палату интенсивной терапии. Я нашла ее на койке за занавеской — компанию ей составляли только капельница и дыхательный аппарат. Медсестры бегали по отделению, проверяли пациентов, вполголоса переговаривались. Кругом пищали мониторы. Глаза Лизы были закрыты, кожа побледнела. Я держала ее за руку, чувствуя, как меня трясет от выброса адреналина в кровь. «Все хорошо, она здесь, все будет в порядке», — твердила я себе, но сердце мое в это не верило. Сколько она приняла? Что, если у нее поврежден мозг?

Я придвинула стул поближе и принялась изучать ее руку — изящные пальцы, короткие ухоженные ногти. Она следит за собой, чего не делала в пиковые моменты своей наркомании. Кожа у нее была чистая, без единого прыщика. Я вновь спросила себя, что же стало причиной передозировки. Глядя на ее спящее лицо, на то, как вздымается ее грудь, я впервые за долгое время молилась Богу — в которого не до конца верила.

«Прошу, не забирай ее! Дай ей еще один шанс».

Два часа спустя я почувствовала, что она пошевелила пальцем. Потом у нее дрогнули веки. Неужели приходит в себя? И тут Лиза распахнула глаза — зрачки у нее были расширены, на лице написан ужас. Увидев что-то у меня за плечом, она принялась вырываться, сдирать с лица дыхательную маску. Монитор яростно запищал, сигнализируя о том, что у нее участился пульс. Я схватила дочь за руку:

— Перестань, ты поранишься!

Она вырвалась. Я пыталась удержать ее, но она отбивалась, издавая глухие стоны. Высвободившись, она ударила меня по носу. И тут сзади раздались шаги.

Две медсестры схватили Лизу за руки — она в ужасе вырывалась и стонала, глаза у нее закатились так, что видны были только белки. Я отступила — адреналин продолжал поступать в кровь, и у меня шумело в ушах. Эта обезумевшая женщина была моей дочерью!

Через несколько минут им удалось успокоить Лизу.

— Вы в больнице, вас привезли без сознания. В вашем горле трубка, чтобы вы могли дышать. Вы в безопасности. Мы вас отпустим, когда вы успокоитесь.

Она перестала вырываться и кивнула. Медсестры ослабили хватку. Лиза по-прежнему часто дышала, но взгляд ее стал более ясным. Ей отключили дыхательный аппарат, проверили уровень кислорода, после чего начали задавать вопросы и попросили двигать глазами или сжимать руки вместо ответов. Прежде чем вынимать трубку, надо было убедиться, что она сможет дышать сама.

Полчаса спустя врач привел специалиста по ИВЛ, тот подтвердил, что Лизу можно отключать, и у нее из горла вынули трубку. Врач спросил, можно ли мне остаться в палате на время их беседы.

Я думала, что Лиза откажется, но, бросив взгляд в мою сторону, она хрипло сказала:

— Хорошо.

На самые простые вопросы она отвечала спокойно, но когда врач спросил, что она приняла перед приступом, Лиза смутилась.

— Я ничего не принимала.

Врач что-то записал.

— Что вы помните перед приступом?

Она поморщилась, силясь вспомнить.

— Не знаю. Это был день. Я пошла на причал… потом пусто.

— Когда вы поступили, мы проверили вашу кровь на наркотические вещества и ничего не обнаружили, — сказал врач. — Но внезапное возбуждение, агрессивность и потеря памяти указывают на гамма-гидроксибутират. На него мы обычно не проверяем, но недавно у нас было несколько детей-беспризорников…

Он умолк, глядя на нее с вопросительно поднятыми бровями. Я понимала, к чему он клонит.

Когда Лиза только начала принимать наркотики, я стала собирать информацию по этому вопросу и узнала о существовании гамма-гидроксибутирата — он подавляет центральную нервную систему, а потому популярен среди завсегдатаев баров и ночных клубов. Еще его называют жидким экстази. В малых дозах он действует как стимулятор и афродизиак и вызывает эйфорию. Но большие дозы вызывают головокружение, тревогу, нарушение зрения, проблемы с дыханием, амнезию, приводят к потере сознания и смерти. Тесты мочи его не определяли, поэтому мы никогда не были уверены до конца.

Лиза тоже понимала, на что намекает врач, и лицо ее залилось румянцем.

— Я завязала, — сказала она сердито и взглянула на меня. — Это ты ему сказала!

Врач равнодушно что-то записал.

— Вы помните, чтобы кто-то вас чем-нибудь угощал?

Сначала я не поняла вопроса, но потом вспомнила, что гамма-гидроксибутират называют «наркотиком для насильников». Неужели ее изнасиловали?

Пока я пыталась собраться с мыслями, на лице у Лизы промелькнуло непонимание, на смену которому быстро пришел страх, а потом — гнев. Глаза ее наполнились слезами, и она отрезала:

— Нет, и обсуждать это я не буду.

— Лиза, если тебя кто-то обидел… — вмешалась я.

— Следов насилия нет, — сообщил доктор.

— Я сказала, что не буду это обсуждать, — повторила Лиза.

Она явно что-то скрывала — может, вспомнила, что встречалась с дилером или со знакомым. Но давить на нее было бессмысленно.