Инстинкт хищника - Джозеф Файндер Страница 48

Но вот Тревор Аллард пару раз намеренно бросал мне мяч слишком далеко в сторону или слишком высоко, чтобы я не мог его принять, несколько раз перехватывал у меня мяч, словно бы не доверяя мне. Один раз он бросил мяч в меня в тот момент, когда я не был готов – стоял вполоборота, – и почти лишил меня уха.

После игры мы с Куртом направились к парковке. Тревор уже сидел в своем «порше», и когда мы проходили мимо, из динамиков оглушающе зазвучала песня Кайни Веста «Золотоискатель»: «Малыш, он полон амбиций – взгляни в его глаза» – похоже, это не было совпадением.

Я сказал Курту, что хотел бы сразу вернуться домой, если он не против меня подбросить.

– Ты не хочешь пойти пообедать с ребятами? – спросил Курт.

– Нет. Сегодня был тяжелый день. К тому же я обещал Кейт побыть дома. Она последнее время предпочитает, чтобы я не задерживался допоздна.

– Беременным женщинам необходимо чувство защищенности, – сказал Курт. – Примитивный инстинкт. Послушай меня – я знаю, что говорю. Она милая цыпочка. И к тому же хорошенькая.

– И моя.

– У вас дома все в порядке?

– Нормально, – кивнул я.

– Непростое это дело, брак, – сказал Курт. – А так важно, чтобы на домашнем фронте все было в порядке. Если дома дела идут кувырком, страдает и все остальное.

– Верно.

– А что сегодня случилось с Дугом Форсайтом? – поинтересовался Курт.

– Боюсь, он скоро уйдет от нас в Sony.

– Из-за твоего драконовского письма?

– Письмо, возможно, оказалось последней каплей. Горди не может думать ни о чем другом, хочет, чтобы я вернул Дуга обратно. Я уже и руки ему выламывал, и уговаривал, но ничего не сработало. Он явно хочет уйти. И, по правде говоря, я не могу его винить. Работа с Горди – не самое большое удовольствие на свете.

– Ну, могу поспорить, такой Горди есть в каждой компании.

– Не хочется в это верить, – ответил я, – но откуда мне знать? Я-то работал только в одной компании.

– Послушай, – сказал Курт, – это, конечно, не мое дело, но тебе не стоит позволять Тревору демонстрировать неуважение к себе.

– Это же просто игра.

– Все в этой жизни – игра, – ответил Курт. – Если он считает, что такое неуважение сойдет ему с рук на бейсбольной площадке, то же самое будет происходить и на рабочем месте.

– Это неважно.

– Нет, это очень важно, – подчеркнул Курт. – Очень. Такое нельзя спускать на тормозах.

В семь тридцать утра Горди уже допивал третью огромную чашку кофе. Горди, наполненный кофеином до краев – зрелище не из приятных. Он буквально рикошетом отскакивал от стен, бегая по кабинету.

– Пора провести смотр войск, – возвестил он тоном инструктора по рафтингу перед сплавом по сложному участку. – Должен тебе признаться, твоя оценка некоторых сотрудников оказалась чересчур щедрой. Не забывай, что я тоже всех их неплохо знаю. – Он медленно повернулся ко мне лицом.

Я ничего не ответил. Горди прав. Я действительно был щедр в своих оценках. Я также приукрасил достижения отстающих, таких, как Фестино и Тейлор. Я не хотел давать Горди дополнительное оружие – у него и так его было предостаточно.

– Фестино и Тейлору пора подыскивать себе новую работу, – сказал он.

А в чем же тогда был смысл оценки персонала, которую он заставил меня дать каждому по куче всяких показателей, если значение имел лишь один-единственный?

– Кэлу осталось два года до пенсии, – напомнил я.

– Он уже много лет на пенсии. Просто никому не говорил.

– А Фестино всего лишь нужно немного помочь, направить его в нужную сторону.

– Фестино большой мальчик. Мы много лет держали его за ручку. Организовали дополнительное обучение после школы. Оберегали и пестовали.

– А что если перевести его во внутренние продажи?

– Чтобы он и там все завалил? Таминек прекрасно справляется с внутренними продажами. Фестино и так слишком долго прожил на кислородной подушке. Ему надо было в свое время заканчивать свою юридическую школу. Пришло время отключить кислород и выгнать его отсюда.

– Горди, – сказал я, – у Фестино семья, ипотечный кредит. Ребенок учится в частной школе.

– Ты, наверное, не понял. Я не спрашиваю твоего совета.

– Я не могу этого сделать, Горди.

Он пристально посмотрел на меня:

– И почему меня это не удивляет? Почему мне все время кажется, что ты не подходишь для команды «Г»?

Мне никогда не приводилось никого увольнять, и сейчас я должен начать с шестидесятитрехлетнего старика.

Кэл Тейлор плакал в моем офисе.

Я не знал, что мне с этим делать. Я толкнул ему через стол коробку с бумажными салфетками и принялся уверять, что в этом нет ничего личного. Хотя был один сугубо личный аспект – его неспособность выбраться из бутылки с виски, чтобы брать телефонную трубку и выслушивать бесконечные отказы, с которыми ежедневно приходится сталкиваться каждому менеджеру по продажам.

Не стану утверждать, что мне было больнее, чем ему. Но мне действительно было очень плохо. Он сидел передо мной в кресле в своем дешевом сером летнем костюме, который носил, не снимая, годами. Наверное, Кэл купил этот костюм в приступе иллюзорного оптимизма еще во времена президента Линдона Джонсона. Воротник рубашки истрепался. Его белые волосы были зачесаны назад с помощью геля, а желтые от никотина усы аккуратно подстрижены. Он покашливал сильнее, чем обычно.

И он рыдал.

В Entronics существовала строго соблюдаемая процедура увольнения. Никакой самодеятельности. После меня сотрудник должен был пойти в отдел персонала и пройти консультацию психолога из службы трудоустройства уволенных. В обязанности психолога входило рассказать об условиях медицинской страховки и сообщить, в течение какого времени он будет по-прежнему получать зарплату. Потом сотрудник отдела безопасности должен вывести его из здания. Это было окончательным унижением. Проработать сорок лет в компании, чтобы потом тебя вывели за двери, как мелкого воришку.

Когда все формальности были соблюдены, Кэл встал и спросил:

– Ну и как ты себя чувствуешь?

– Я?

Он взглянул на меня глазами больной собаки:

– Ты счастлив? Нравится быть палачом Горди? Исполнителем его приговоров?

Вопрос не требовал ответа, так что я промолчал. Я чувствовал себя так, словно только что получил коленом по яйцам. Я мог только догадываться, насколько было плохо ему. Закрыв дверь офиса, я рухнул в кресло и смотрел сквозь стекло, как он идет, опустив плечи, через ряды рабочих столов к своему месту.

Я видел, как он разговаривает с Форсайтом и Гарнетом. У меня зазвонил телефон, но я не стал брать трубку – звонок приняла Франни. Она вызвала меня по интеркому и спросила, буду ли я разговаривать с Барри Улазевицем из Чикагского Пресвитерианского Госпиталя. Я ответил, что занят. Она прекрасно знала, что я не разговариваю по телефону и в кабинете у меня никого нет, поэтому спросила: