Без пощады - Саймон Керник Страница 50

Нет, дело было в чем-то другом.

Я посмотрел на нее. Кэйти сидела, склонив голову и опустив глаза, обе ладони на столе. Большой палец левой руки двигался, как стеклоочиститель в машине, — единственный признак внутреннего напряжения, которое ее снедало. В отличие от меня она вообще редко суетилась: даже если внутри Кэйти вся кипела, это не выражалось ни в словах, ни в движениях. Эта ее черта всегда меня нервировала.

Отпечатки ее пальцев нашли на ноже, которым убили Ванессу, но Кэйти тут была ни при чем: я своими глазами видел убийцу, да и Ленч не отрицал, что это сделал один из его людей. Следовательно, это не она. И однако на ноже ее отпечатки…

И тут меня осенило. Вчера вечером она даже не поинтересовалась, откуда у меня рана на лице. Дэниелс тоже ничего не сказал. Она никак не могла знать, что на меня напал убийца Ванессы. Тем не менее когда мы разговаривали сегодня утром, она упомянула о том нападении и даже назвала убийцу «он».

Откуда, черт побери, она могла знать?

Я ломал голову, пытаясь вспомнить, не проговорился ли я сам. Но когда? Мы и разговаривали-то пару раз… Нет, я был почти уверен, что ничего ей не говорил. А это могло означать только одно.

Вчера днем Кэйти побывала в библиотеке.

Из Кларкенуэлла Болт доехал до улицы Эйнджел-Гейт и там повернул на запад, на Пентонвилл-роуд, которая плавно перетекла в Юстон-роуд, далее в Мэрилибоун-роуд и, наконец, в магистраль А40. Обычно этот участок дороги забит до отказа, однако в то воскресное утро машин было мало, и Болт добрался до автострады М40 всего за двадцать минут.

Еще через пятнадцать минут — стрелка спидометра редко падала ниже ста миль в час — он проехал перекресток в Хай-Викоме и двинулся по автостраде А404 в сторону Марлоу. За время путешествия телефон ни разу не зазвонил, что показалось Болту добрым знаком: вероятно, ситуация не изменилась. Либо Джин снова улеглась спать, либо телефон Кэйти Мерон все еще передавал сигнал с вершины холма Рэйнджерс-Хилл.

Он продолжал ехать, нарушая скоростной режим, и уже в десять минут девятого, всего через сорок минут пути, свернул наконец на проселочную дорогу, которая примерно через милю вывела его на деревню Хэмблден.

В год смерти Микаэлы, летом, они провели здесь день. Погода тогда стояла приятная, солнечная, на лугу за деревней шла игра в крикет. Они взяли в пабе еды и уселись за столиком на открытом воздухе, греясь на солнышке и чувствуя себя в гармонии со всем миром. Эти ощущения настолько контрастировали с шумом и хаосом большого города, что на миг Болт замечтался — как хорошо было бы жить здесь, вдали от суеты… Микаэла, похоже, задумалась о том же.

— Если у нас будут дети, то я хотела бы, чтобы они выросли в таком месте, — сказала она, потягивая вино и смотря куда-то вдаль, на зеленые холмистые поля. Ее светлые волосы казались почти белыми в ярких лучах солнца. — Мы бы могли купить немного земли и завести кур.

О том, что Микаэла хочет детей, он узнал несколько месяцев назад, и теперь они все чаще затрагивали эту тему в разговорах. Однако сам он еще не определился. Он любил ее, в этом не было и тени сомнения, но дети… Они бы очень сильно его связали — и, помня о характере своей работы, он очень сомневался, что готов к этому… что они оба готовы.

— Давай не будем торопиться, отложим это на год или два. Спешить нам некуда, — говорил он ей, пытаясь оттянуть ту неизбежную минуту, когда придется выбирать между созданием семьи и потерей любимой.

Проехав по старому каменному мосту, за которым начиналась деревенская площадь, Болт тут же заметил темно-красный «хендай» и взглянул на его номерной знак. Да, это был автомобиль Кэйти Мерон. Однако сам Болт не стал останавливаться и покатил дальше, оставив по правую руку мясницкую лавку и паб. В конце концов он оказался на окраине деревни, от которой дорога уходила вверх по склону. По карте в системе спутниковой навигации выходило, что это подножие холма Рэйнджерс-Хилл. Дальше Болт не поехал — вместо этого он свернул направо, на деревенскую автостоянку, где о чем-то оживленно болтали несколько туристов средних лет в шортах и походных ботинках. Остаток пути Болт решил пройти пешком: так он будет менее заметен.

Он вышел из машины, поставил телефон на виброрежим и зашагал к холму, гадая, что ждет его впереди.

Сердце громко колотилось у меня в груди; услышав это быстрое «тук-тук, тук-тук», всякий уважающий себя врач немедленно прописал бы мне бета-адреноблокаторы. [8]Каждая минута словно растягивалась в целую жизнь — жизнь, полную страха, смятения и чувства измены. Мои дети были в страшной опасности; моя жена много лет лгала мне, и с каждым новым слоем, что я сдирал с этой лжи, она становилась все огромнее и беспросветнее. Как мог я не замечать этого? Кэйти была… когда-то была хорошим человеком и заботливой матерью, она ко всем относилась приветливо и, казалось, всем нравилась. Ее любили больше, чем меня. Но под этой оболочкой скрывался совсем другой человек… Сейчас я уже твердо был уверен, что она вчера наведывалась в библиотеку. Ее отпечатки пальцев остались на филейном ноже — что ж, это могло объяснять и наличие моих перчаток на месте преступления. Я снова стал вглядываться в ее лицо, но она этого не заметила и осталась в прежней позе, уставившись на свои руки.

Я посмотрел на часы. Девять двадцать. Очень скоро все так или иначе закончится. И если они отпустят моих детей, мне этого будет вполне достаточно… Странно и жутко, но если бы в ту минуту к моей голове приставили дуло, то я воспринял бы это как долгожданное облегчение. По крайней мере не будет больше никаких мрачных открытий, никаких новых подробностей того, как без моего участия ломали мою жизнь. Лишь бы знать точно, что дети живы и здоровы…

Дверь отворилась, и вошел Ленч. Выражение лица за маской было трудно определить, но что-то говорило мне, что он недоволен. Он встал у противоположного конца стола и уставился на Кэйти.

— Ты сказала, что ничего не знаешь о той вещи в камере хранения, — хмуро произнес он.

— Сказала потому, что не знала, — ответила она, подняв взгляд. В ее голосе звучало праведное негодование.

Однако это не сработало.

— Наш человек только что забрал эту вещь, — сказал Ленч, не пытаясь скрыть раздражения. — Это то, что нам нужно, но мы думаем, что это не все. А еще мы думаем, что ты знаешь, где это найти.

— Я не знаю, о чем ты.

— Думаю, вы мне врете, миссис Мерон.

В его голосе появилось что-то пугающее. Еле заметная нотка возбуждения, словно он даже рад был ее дерзости — как предлогу причинить ей боль. Он обогнул стол и стал медленно приближаться к ней.

От Кэйти его возбуждение тоже не укрылось, и когда она вновь заговорила, дерзости в ней заметно поубавилось.