Убийцу скрывает тень - Мэттью Скотт Хансен Страница 50

— Не прозевай меня в выпуске новостей! — сказала она, собираясь захлопнуть дверцу машины.

Мак задержал ее руку в своей.

— Не прозеваю. Спасибо, что заглянула на огонек.

Она ответила улыбкой на его улыбку. Да, она вполне могла бы влюбиться в этого мужчину. Но еще в колледже Крис на свой лад перефразировала Карла Маркса, которого они изучали на занятиях по философии: «Любовь — опиум для народа». А для молоденьких репортерш, озабоченных своей карьерой, любовь вообще смертельная отрава.

День благодарения прошел в семье Гринвудов вполне сносно. Почти как в старые добрые времена. Ронни была на седьмом небе от счастья. Тайлер казался совсем нормальным. Он поддался всеобщему праздничному настроению. Пара бокалов вина и обожающий взгляд молоденькой шведки завели его должным образом — он весело болтал и старался блеснуть остроумием.

Когда вечер закончился и супруги лежали в постели, Ронни не изводилась понапрасну ревностью: главное, муж весь вечер был в хорошем настроении и ее настроение не испортил.

Да, он прогулял работу и у нее оставалась масса малоприятных вопросов к нему. Однако не хотелось заканчивать день жестокой разборкой. Допрос с пристрастием лучше отложить до более благоприятного момента. А сегодня все их проблемы казались Ронни позавчерашним кошмаром — чем-то из другой жизни. Сегодня она радостно верила, что есть реальный шанс склеить разбитую тарелку.

Тайлер отложил книгу и выключил настольную лампу на ночном столике со своей стороны кровати. Ронни привстала — поцеловать Тайлера и пожелать ему доброй ночи. Чмокнув его в губы, она шепнула:

— Хороших снов, любимый. Спасибо за чудесный вечер.

По обычаю последнего времени, получив поцелуй, Тайлер молчком переворачивался на бок, лицом от нее. Но сегодня он вдруг притянул ее к себе и не просто поцеловал, а впился губами в ее губы.

— Чудесный вечер еще не завершен, — сказал он с лукавой улыбкой.

Тайлеру самому хотелось, чтоб в их семье все было как в старые добрые времена. А хороший секс был частью этих старых добрых времен. Ронни, разумеется, заметила, как его заводит наивное кокетство шведочки, ее готовность смеяться любой его шутке… Следует побыстрее доказать Ронни, что она единственная в его жизни и ей нечего бояться разных-всяких… Словом, имелось более чем достаточно причин закончить то, что было недоделано в предыдущее воскресенье.

В восемь сорок утра, когда Мак вошел в следственный отдел, Карильо уже сидел за своим столом. Не иначе как произошло нечто из ряда вон выходящее: его напарник отродясь не появлялся на работе раньше девяти.

Карильо протянул Маку распечатку полицейского рапорта:

— Вот, полюбуйся! Еще один пропал. Горный велосипедист. По словам подруги, под вечер уехал на тренировку в горы и не вернулся. Исчез примерно в тех же краях, что и остальные.

Внимательно прочитав рапорт, Мак спросил:

— Пропажа зарегистрирована два часа назад. Поиск начали?

Карильо встал, чтобы подлить себе кофе.

— Да. Команда спасателей уже на месте.

— Где конкретно?

— Чуть севернее второго шоссе.

У Мака тоже стал предельно озабоченный вид. Если все пропажи связаны друг с другом, грядет по-настоящему горячая пора…

Показывая пальцем место в рапорте, Мак с надеждой сказал:

— Подруга говорит — он профессиональный спортсмен. Может, парень просто превысил степень допустимого риска…

Карильо, сдвинутый на мотоциклах, велосипедный спорт презирал — занятие для слабаков и педиков!

— А, что ты несешь! — возразил он и брезгливо поморщился: — Разве можно всерьез расшибиться на велосипеде?

— Расшибиться на горном велосипеде очень легко, — сказал Мак. — Я видел по телевизору гонки под гору. Скорости — о-го-го. Впечатляет.

Карильо допил кофе и поднялся.

— Тебя впечатлить ничего не стоит. Давай, трогаемся.

Мак был готов — он и пальто не успел снять.

На месте, где нашли машину исчезнувшего велосипедиста, оказались и фургоны спасателей, и две патрульные полицейские машины, и какие-то совсем посторонние автомобили. Поэтому синий «рейнджер» пропавшего Скипа Колдуэлла Мак и Карильо даже не сразу нашли.

Возле машины Скипа Колдуэлла их приветствовал начальник службы поиска и спасения Мел Бенедикт, дородный мужчина под пятьдесят:

— Ага, сладкая парочка! Явились не запылились!

— Явились, явились. Мог бы спасибо сказать! — проворчал Мак.

— Вот уж спасибо! Из-за вас я постоянно пропадаю в горах и вконец рассорился с родственниками жены. И вообще это вы должны меня благодарить. С моей подачи у вас наклевывается крутое дело: с этим парнем будет уже четверо пропавших за одну неделю. Туристы, лесной инспектор, а теперь велосипедист. Я, конечно, не детектив и вам не чета, но, сдается мне, тут крепко пахнет жареным.

Карильо внимательно оглядывал окрестности.

— Что-нибудь уже выяснили? — спросил он.

Бенедикт показал на машину Скипа:

— Приехал сюда вчера днем — примерно в три сорок. И на велосипеде отправился по вон той тропе вверх. Хотя, по совести, я обалдеваю от одной мысли, что кто-то способен одолеть такой склон на двух колесах! Короче, он направился куда-то туда, — Бенедикт неопределенно махнул рукой в сторону целой гряды гор, — и больше его никто не видел. Нет никаких признаков того, что он вернулся или возвращался к своей машине. Мои ребята уже рыщут по округе, но пока безрезультатно.

Переговорив с Бенедиктом, Мак и Карильо стали подниматься в гору. Тропа оказалась примитивной, неровной и каменистой. Она круто вилась вокруг горы.

Первые пять минут детективы шли молча, потом Карильо угодил в лужу густой грязи, испачкал ботинки и, ругаясь на чем свет стоит, наклонился в поисках подходящего сучка, чтобы очистить обувь.

— Ах ты, Господи! — вдруг прервал он поток собственных ругательств. — Ты погляди-ка. Похоже, проделки того же сукина сына.

Мак пригляделся к земле — и его словно током ударило. А Карильо только похохатывал.

Первая реакция шерифа Рика Баркли была предсказуемой.

— Вы меня что — разыгрываете?

Мак и Карильо в унисон решительно замотали головами. Шериф мрачно разглядывал принесенный ими слепок гигантского следа.

— Эти ваши шутники чувства меры не знают, — рассердился он. — Экую неправдоподобную лапищу соорудили!

Баркли, бывшему воздушному десантнику и ветерану вьетнамской войны, было шестьдесят два года. Седой ершик благородного стального цвета, лицо — словно топором вырубленное, высокие скулы. Голос повышал редко — имел такую харизму, что все и так слушались.