Амнезия - Сэм Тэйлор Страница 50

По приглашению Бергер Риал — высохший, седобородый старик шестидесяти лет — поселился в шахтерской деревушке в ста километрах от Вены, где родители Бергер владели большой усадьбой. На прилегающих землях стоял коттедж, поначалу предназначавшийся для садовника, но уже много лет пустовавший. Коттедж отремонтировали, и он превратился в райский уголок на лесной опушке. Там Риал и прожил последние, самые плодотворные десять лет своей жизни. Каждый день он колол дрова для растопки, сам готовил себе завтрак и усаживался за работу. Писал он все утро, затем обедал и отправлялся в лес на прогулку, иногда проводя там по многу часов. Вечером Риал ужинал в гостеприимном доме родителей Бергер, которые были немногим младше Томаса и восхищались его талантом, затем возвращался в коттедж, читал, пил вино и «грезил, глядя на пламя очага».

В этих буколических условиях и были написаны величайшие книги Риала. Первым был опубликован третий по счету сборник стихов «Желания» (1963), вскоре за ним последовала подборка критических статей «Книга как отражение мира» (1965), включающая знаменитое эссе о Кафке и статью о Хорхе Луисе Борхесе и Филиппе Ларкине, {16} названную лондонской «Таймс» «странной и разоблачительной», принесшую своему создателю еще большую славу. {17} В сборнике также опубликовано иллюстрированное фотографиями любопытное эссе «Хороший глаз, дурной глаз», которое включают в различные антологии чаще прочих произведений Риала. {18} Ко времени, когда эти работы начали публиковаться, Риал уже три с половиной года трудился над «автобиографическим романом» «Лабиринт». Еще через год, на середине третьей по счету правки, он решил забросить роман и, доведенный до отчаяния несовершенством собственной памяти, написал «О невозможности вспомнить».

Опубликованная в 1966 году, эта тоненькая книжица, хоть и заклейменная критиками как порождение «псевдонауки», вызвала одобрение некоторых известных ученых. Вдохновленные открытием Риала, они решили опытным путем доказать то, во что верил философ. Суть воззрений Риала заключалась в следующем: наша память есть миф; все попытки «вспомнить» прошлое не более чем реконструкция, сотворение прошлого заново, выдумка. Чтобы продемонстрировать справедливость своей теории — то, что сам Риал называл ее «коренной безусловностью», — он выдвинул идею о некоем человеческом существе, чья единственная в своем роде личность, чья душа перестают существовать, когда он засыпает. Просыпаясь, он словно рождается заново — не тем, кем уснул, а совершенно новым человеческим существом. {19}

«И даже более того, — завершает свою мысль Риал, — можно сказать, что „я“ становлюсь новым человеком не только каждое утро, но и каждый миг бодрствования; что „я“ постоянно меняюсь; что „я“ описывает мою сущность только в настоящий момент времени. И если „я“ говорю о себе в какой-то период в прошлом, значит, мое „я“ лжет, пусть даже только себе самому». {20}

В это время Риал уже начал выказывать признаки того, что обеспокоенные родители Бергер назвали его «маниями». Другие источники сообщают, что у философа обнаружились чудаковатые привычки: он мог запереться на семьдесят два часа, причем в коттедже все это время горел свет, затем проспать целые сутки, и все это время его настроение менялось от младенческой безмятежности до слепого отчаяния. {21} Глубоко верующая служанка-эльзаска Бергеров Габриела Шварц, которая последние пять лет приносила Риалу пищу, а стало быть, имела возможность наблюдать философа вблизи чаще прочих, признавалась, что «он бывал то очень добр, то страшно зол, но чаще всего равнодушен. Он походил на привидение: душа бродила далеко, оставив позади смертную оболочку. Я совершенно не удивилась, когда его тело тоже исчезло». {22}

Подобными наблюдениями легко объяснить (возможно, слишком легко) его полуэкстатические «уходы к природе» из «Света», опубликованного в 1967 году в виде отдельной брошюры, а позднее вместе с более объемной и фундаментальной «Тьмой». По сути являясь «философическим размышлением», «Свет» по настроению ближе к стихотворению в прозе или религиозному откровению. И хотя Риал совершенно недвусмысленно отрицает в этой работе существование Бога и жизни после смерти, «Свет» поражает спокойствием и ясностью, особенно в сравнении с агонией «Тьмы». Обе книги — о смерти, и многие критики до сих пор утверждают, что «Свет» — это «Тьма», переписанная Риалом, впавшим в старческое слабоумие. Однако утверждающие подобное совершенно игнорируют тот факт, что человек, написавший «Свет» и «Тьму», одновременно работал над отличающимися необыкновенной ясностью мысли «Небесами» и «Адом». И как бы ни называли состояние, в которое Риал впал, когда писал «Свет», — «старческим слабоумием», «манией» или «всевидящим экстазом» {23} (последний термин принадлежит самому философу), очарованию этой книги невозможно противиться. На протяжении долгого времени она остается самой читаемой книгой Риала.

Последней книгой, опубликованной при жизни Риала, стал его четвертый (и самый совершенный) сборник стихов «Сны о нездешнем». В отличие от предыдущих поэтических сборников Риала этот разделен на три части: «Прошлое», «Настоящее» и «Будущее». Каждая состоит из семи сонетов. Первую часть отличают меланхолия и пронзительная ностальгия. Во второй «ларкинизмы» — неприкрашенное описание интерьера коттеджа, вида из окна, сморщенной кожи и ноющих конечностей — перемешаны с «борхесианскими» взлетами фантазии, снами, воспоминаниями и внутренними голосами. Финальная часть во многом напоминает «Свет», но исполнена самоиронии и содержит пугающе подробное и невозмутимое описание того, как черви вгрызаются в мертвую плоть, ногти царапают внутренность гроба, кожа и кости сжигаются в печи крематория, а пепел развеивается по ветру. «Сны о нездешнем» были опубликованы в сентябре 1969 года.

Все свидетели уверяют, что Риал продолжал писать до последней минуты жизни в коттедже. Вечером двадцать третьего апреля 1970 года Риал не пришел к ужину, поэтому Шварц принесла обед в коттедж и очень удивилась, обнаружив, что дверь не заперта. Она вошла — внутри никого не было. Раньше Риал никогда не выходил из дома так поздно. Шварц оставила еду на столе рядом с аккуратно сложенной стопкой черных блокнотов и одним белым. Встревоженные исчезновением старика, Бергеры вместе со слугами отправились на его поиски, но к десяти вечера стемнело, а им так и не удалось обнаружить никаких следов философа. Вызвали полицию, но трехдневные поиски с использованием собак и вертолета оказались безрезультатными. Газетные статьи сопровождались некрологами, но Фелис Бергер осудила эти публикации, заявив, что нет никаких достоверных свидетельств того, что ее друг мертв.

Весь сентябрь и октябрь Бергер провела в коттедже за чтением блокнотов — meisterwerk Риала, книги, которую он писал последние шесть лет после того, как забросил «Лабиринт». Книга носила название «Небеса и ад» и по замыслу автора должна была состоять из двух томов одинаковой толщины. Однако сегодня мы знаем лишь о пятьсоттридцатистраничном «Аде» — собрании афоризмов, историй и притч, выражающих неприкрытый ужас Риала перед реальностью существования, {24} а от «Небес» остались несколько страничек бессвязного текста в единственном белом блокноте. Существует множество спекуляций на тему того, что рукопись «Небес» была уничтожена или утрачена, но идеальный порядок на письменном столе философа заставляет предположить, что она попросту никогда не была написана. Некоторые критики утверждают, что эти заметки (четырнадцать страниц, для большинства читателей — бессмысленный бред) своего рода код или ключ к прочтению «Ада» наоборот. Другие возражают, приводя в качестве аргумента следующее высказывание философа из «Ада»: «Ад — это место, из которого есть только два выхода: черная и белая двери. Черная ведет в никуда, белая — в небеса». {25}