Манхэттенский ноктюрн - Колин Харрисон Страница 51

Саймон: Мы проторчим здесь, наверно, часов до четырех утра.

Билли: Я захватил сюда несколько сандвичей и тому подобную дребедень.

Саймон: А я посру на газетку.

Билли: Очень мило с твоей стороны разделить это со мной.

Саймон: Погоди-погоди.

Билли: Он подходит.

Саймон: Не дергайся. [Проходит минута. Женщина-полицейский с маленькой портативной камерой проходит мимо. Еще несколько полицейских идут мимо. Многие стоят вокруг. Взрывается фейерверк, и некоторые полицейские разворачиваются в сторону звука. Один разговаривает по рации. ] Порядок, Билли, я собираюсь вырубить это… [Новое изображение: камеру отрегулировали, и она дала крупным планом изображение тротуара на противоположной стороне улицы. ] Отлично, теперь смотрим… [Какое-то волнение в отдалении. ] Это протестующие – они недовольны тем, что… [Волнение, толпа приближается. Полиция начинает перемещать голубые заграждения, похожие на козлы для пилки дров, на заранее определенную позицию. Уличные фонари над деревьями отбрасывают пятна света и тени. Толпа с гневными выкриками сближается с полицейскими; полицейский фургон дает задний ход и останавливается; телевизионные осветительные приборы включены по периметру парка; шум усиливается, волнение нарастает; кажется, волна протестующих изменила направление движения; теперь камера может показать грубо нарушенную разграничительную линию между протестующими и копами. Мимо бегут люди. В полицейских уже летят бутылки, дальше взрывается еще один фейерверк; справа, ярдах в сорока или около того вслед за ослепительной красной вспышкой появляется красный дымок; общее внимание толпы мгновенно переключается на красную сигнальную ракету. На переднем плане крупный белый мужчина с чем-то вроде длинной бейсбольной биты или дубинки в руках резко прыгает вперед и с размаху бьет чернокожего полицейского, следящего за красным дымком, сзади по шее. ] У, ё!.. [Полицейский падает на землю как подкошенный. Нападавший бежит в направлении камеры под некоторым углом; через четыре шага он уже за кадром. Волна протестующих хлынула вперед; копы выглядят смущенными; некоторые из них заметили упавшего товарища и бросились окружить его кольцом; вот на него падает яркий свет, один из колов передает сообщение по рации; другие подбегают и начинают оказывать первую помощь. ] Ты видишь это? Этот подонок ударил его! [Полицейские в шлемах, находящиеся на рубеже соприкосновения с протестующими, уже услышали по своей радиосвязи, что один из них пострадал, и внезапно ринулись на протестующих и жестко оттеснили их; появляется коп верхом на лошади с винтовкой наготове; он целится в головы отдельных бунтовщиков и орет на них. Протестующие отступают, отступают, отступают, пока не сливаются в темную визжащую массу. ] Они, черт возьми, убили копа!

Билли: Да знаю я, знаю!

Саймон: Подожди минутку, мы должны выбраться из…

Я наклонился вперед и нажал кнопку останова. Мне не было нужды смотреть дальше. Остальное было мне хорошо известно. Ньюйоркцы хорошо помнят, как в начале 1970-х годов парк Томпкинс-сквер превратился в прокопченный лагерь бомжей, самовольных поселенцев (многие из них происходили из и выросли в обедневших районах вроде Аппер-Сэддл-Ривер, штат Нью-Джерси, или Дарьей, штат Коннектикут), наркоманов, всякого рода дармоедов и опустившихся типов, частично занятых проституток й уличных поэтов. В то время я неоднократно освещал эту тему самым подробным образом. Полиция периодически вытаскивала этих поселенцев из их лачуг и палаток, словно только за тем, чтобы они тут же вернулись обратно. Тем временем жители близлежащих домов требовали вернуть им их парк. Представители бездомных заявляли, что им некуда идти, кроме парка, который, во-первых, обеспечивал им безопасность и, во-вторых, позволял бесплатно наслаждаться зеленью. Город занял вполне определенную позицию, а именно: что живущие вокруг парка налогоплательщики и их дети, в свою очередь, имеют право наслаждаться настоящим парком, а не зрелищем людского страдания и нищеты, засравшей то, что осталось от травы.

Конфликт был неизбежен, но мне не хотелось бы углубляться в детали этого вечера или оценивать стратегию, выбранную полицейскими для контроля поведения толпы, или политические умонастроения администрации Динкинса. Важно лишь то, что одного из полицейских, Кита Феллоуза, стоявшего у края тротуара, огрели сзади бейсбольной битой. Как свидетельствовала видеолента Саймона Краули, нападавший метнулся в бушующую толпу и исчез. Я был там, кружил по парку, разговаривал с кем только мог, выпив для бодрости девять или десять чашек кофе и стремясь подзаработать за счет насилия. В какой-то момент мне удалось услышать переданное по полицейским рациям сообщение, что один полицейский сбит с ног и серьезно ранен и у него из носа и ушей хлещет кровь. По логике полицейского командования, подобное сообщение означает: кто-то замахнулся на власть. Когда такое происходит, огромная тыловая структура полицейского управления города Нью-Йорка приходит в движение с ужасающей скоростью: огромные синие машины с личным составом, казалось, материализовались из воздуха; сотни полицейских внезапно затопали по парку, не думая больше ни о каких правах протестующих на свободу собраний, арестовывая их пачками без всяких предлогов и пользуясь пластиковыми наручниками одноразового использования. При ярком свете передвижных прожекторов, придававших всему действу характер какого-то сюрреалистического футбольного матча, играемого ночью, они прочесывали парк. В то же самое время другие полицейские производили тщательный обыск окрестностей, обходя дом за домом во всем районе, забираясь на крыши и в пустующие дома (такие, как дом номер 537 по Восточной Одиннадцатой улице, всего лишь в квартале к северу от парка), на пожарные лестницы и бог знает куда еще. Они подробно расспросили множество людей, и все же эта затея окончилась для полиции полным крахом. В парке находилось порядка тысячи протестующих, ни один из них не пошел на сотрудничество с полицией, и даже угрозы никого не заставили признаться, что они видели, как Феллоузу был нанесен удар по голове. Согласно одной гипотезе, это, по крайней мере отчасти, объяснялось тем, что всего за мгновение до этого протестующие выпустили – и это опять-таки подтверждается видеозаписью Саймона Краули – цветную сигнальную ракету; возможно, в момент удара полицейский Феллоуз как раз повернул голову в направлении внезапной вспышки света.

Наутро от буйной ночи осталось лишь истоптанное грязное поле сражения, охраняемое командой из пятидесяти полицейских. Брошенная бейсбольная бита с начисто стертыми отпечатками пальцев была найдена в сточном колодце. Тем временем полицейский Феллоуз лежал в коме в больнице Бет-Изрейл с опасным отеком мозга. Когда слух о том, что на него напал белый, выдержал более трех выпусков новостей, преподобный Эл Шарптон явился к дверям больницы с толпой своих приверженцев, обвиняя полицейское управление в том, что следствие ведется спустя рукава, «потому что они считают, что жизнь чернокожего копа стоит не так дорого, как жизнь белого», и «город становится театром расовых столкновений», и так далее. Затем последовали обычные пессимистические заявления. По телевидению показали, как жена Феллоуза входит в больницу в окружении их троих детей. Я сообщил в своей колонке, что за предыдущие пятнадцать месяцев полицейский Феллоуз спас никак не меньше четырех жизней, воздержавшись, однако, от упоминания о том, что за свою девятилетнюю карьеру он дважды обвинялся – возможно, несправедливо, а возможно, и по делу – в превышении полномочий. Он не мог ответить на обвинения, и к этому моменту они уже стали неуместными. Кроме того, я поговорил с его женой, пребывавшей в отчаянии по поводу того, что не может объяснить детям, почему полиция не схватила человека, нанесшего удар их папе.