Базилика - Уильям Монтальбано Страница 51

Ко дню похорон я жил в колумбийских горах почти три месяца на полном самообеспечении, с боевой задачей и билетом в один конец. Светловолосый немец, который мог оказаться журналистом или покупателем кофе, исчез, превратился в неряшливого и, возможно, беспутного путешественника, который мог, когда настанет время, превратиться в другого, никому не известного campesino. [86]Путешественника видели редко, время от времени он появлялся в провинциальных городах и задерживался там только для того, чтобы закупить продовольствие и один раз — лошадь. Когда какая-нибудь любопытная душа спрашивала, откуда он, путешественник жестом указывал вдаль, в неопределенном направлении. Он спал, не раздеваясь, двигался с внушительной скоростью, но с осторожностью черепахи, пробуя местный воздух, рельеф, впитывая акцент и цвет кожи, когда выбирал свой путь.

Наблюдение. Ожидание. И снова наблюдение.

Я разработал план. Выбрал место и время. Я быстро выяснил, что по субботам хозяин любит покрасоваться верхом на своем великолепном жеребце, разъезжая по сельским тропкам. Оставалось только выждать, сидя у нужной тропинки в нужное время. На это ушло три недели. Вопивший сынок стал премиальным бонусом.

Поначалу эта суровая жизнь закалила меня, но потом я заболел: плохая вода. Я пролежал в укрытии несколько мучительных дней. Я был худым, как щепка, а взгляд приобрел безумное выражение. Затем началась лихорадка. Я горстями глотал дорогие лекарства, и, видимо, болезнь отступила. Но, может, и нет, потому что несколько дней меня била дрожь, несмотря на стоявшее в зените солнце.

Между мной и часовней на вершине пологого холма, с которого открывался прекрасный панорамный вид на сельские окрестности, находилось кладбище семьи Кабальеро. Оно появилось недавно, одновременно с богатством семьи. Кабальеро выбрал это место, когда его третья жена, не приходившаяся матерью его детям, сорвалась на своем светло-желтом «Феррари» с утеса из-за передозировки кокаина. Она была красивой женщиной, бывшая Мисс Колумбия, которая, по слухам, получила титул благодаря получасовой демонстрации своих прелестей не только в купальнике для пяти членов жюри за кулисами.

При жизни Кабальеро дал своей молодой жене все, не стал он экономить на ней и после ее смерти. Шесть рабочих из Италии потратили не один месяц, чтобы соорудить мавзолей в стиле барокко. Позже Кабальеро перенес туда и могилы своих родителей. Теперь он и его сын будут лежать рядом с ними.

Вокруг церкви я насчитал восемь человек из службы безопасности и еще десяток, рассредоточившихся между церковью и кладбищем. Как только рассвело, два человека с винтовками прошли всего в нескольких метрах от того места, где, укрывшись наломанными ветками и хворостом, лежал я, терзая себя кровоточащими воспоминаниями и тешась охотничьими иллюзиями.

Они усердно искали, так же как на протяжении двух дней после убийства отца и сына обшаривали обожженный склон. Но они не нашли и следа убийцы Хозяина ни тогда, ни в скорбный день похорон.

Осмотр местности тем ранним утром проводили агенты службы безопасности, работавшие на похоронах.

Интуиция подсказывала мне, что они не вернутся, но я ошибался.

Кабальеро шли к кладбищу. Меня это удивило, честно. Я ожидал пышный, разряженный стеклянный катафалк с большими колесами, который везли бы покрытые попонами черные лошади. Может, пешая прогулка была семейной традицией: Кабальеро недалеко ушли от своих крестьянских корней. Латиноамериканские крестьяне ходят на сельские кладбища пешком, потому что зачастую на похороны собирается довольно много людей не настолько богатых, чтобы добираться туда каким-либо иным способом. Я наблюдал, как семья Кабальеро длинной вереницей двигалась за толстым молодым человеком в полном священническом облачении, которого газеты прозвали «декоративным священником». Грязная дорога немного поднималась вверх, и было приятно смотреть, как они потели. «Декоративный священник» давал газетам серьезные интервью и говорил, что его миссия — утешать «свежеиспеченных богачей в горе». Все это — часть новой эры христианства, утверждал он, редко утруждая себя упоминанием того, что никогда в действительности не был настоящим священником, или того, что, в соответствии со вкусами Кабальеро, здорово пристрастился к наркотикам и питал известную любовь к маленьким мальчикам.

Оставшиеся у церкви группы людей распадались и покидали семью Кабальеро, а ближайшие родственники покойных и несущие гроб выстроились цепочкой по одному, словно черные муравьи, и пошли вслед за пыхтевшим священником. Похороны выбивались из составленного мною мысленного графика, но мне было все равно. Пусть идут. Это ничего не меняло.

Напали на меня без предупреждения.

Это был грузный, но гибкий человек, campesino, пахнувший навозом и вооруженный тяжелым старым ружьем. Если бы он не был крестьянином, то застрелил бы меня, но колумбийскому крестьянину не так легко застрелить чужака. А вдруг этот незнакомец с дорогущим биноклем, Боже упаси, окажется другом семьи Кабальеро или кем-то из команды охранников, о котором никто не удосужился упомянуть?

Я метнулся в сторону, голову уберег, но приклад с глухим звуком ударил по левому плечу. Я лягнул campesino один раз, другой, затем вскочил на ноги и отбросил нападавшего, прежде чем он снова атаковал меня.

Мы катались в грязи, как звери. Campesino бил меня по голове и спине ружьем, но ударов я почти не чувствовал. Когда я сжал руками его шею, он бросил оружие и перешел в рукопашную. Мужчина был сильным и очень старался, но ему недоставало опыта. Я прицелился и ударил в область сонной артерии. Спустя минуту я спихнул с себя неподвижное тело и немного отдышался.

Я видел, как хвост траурной процессии исчез за воротами кладбища, и потянулся за биноклем, но шорох в кустах за моей спиной дал понять, что я совершил еще одну ошибку: слуги Кабальеро не патрулировали поодиночке, их было двое.

Я бросился вперед, чтобы дать отпор очередной атаке, но второй мужчина был умнее. Краем глаза я заметил, как он убегал: коричнево-желтое пятно рубашки, удалявшееся среди деревьев. Догнать его? Нет времени. Он все равно убегал и не представлял никакой угрозы. Ему понадобится полчаса, чтобы вернуться и поднять тревогу. К тому моменту все будет кончено.

Но… я услышал, как кто-то пронзительным голосом просит подкрепления. Послышались ответные крики, которые могли исходить только из портативной рации.

— Черт!

Я видел, как внизу несшие гроб люди в белых рубашках и рабочие с виллы и ранчо почтительно покидали кладбище, на котором остались только толстый священник и семья Кабальеро. Я насчитал троих сыновей, их женщин и других мужчин, образовавших черную группу, и горстку остальных, вероятно, близких родственников. Священник осенил крестным знамением два гроба, стоявшие рядом, и начал читать из молитвенника. Я видел, как шевелились его губы, наблюдал, как остальные стояли, опустив головы. Еще немного, и — пора.

Должен признать, что мне повезло. Эдуардо, начальник охраны, был примерно в сотне метров от кладбища, когда услышал по рации истеричные вопли с холма. Я видел, как он вдруг согнулся словно от боли, прижав к уху рацию. Затем резко выпрямился и, как сумасшедший, помчался к воротам кладбища.