Теперь ты меня видишь - Шэрон Болтон Страница 51

До реки оставались считаные метры. Ограждение представляло собой всего две железные перекладины на вертикальных подпорках. Джосбери поджидал меня у каменных ступенек, которые, кажется, спускались к пляжу. Когда я подошла поближе, он достал фонарик и посветил вниз. На четвертой ступеньке он поскользнулся.

— Аккуратнее, — сказал он через плечо. — Тут грязно и скользко. Держись за веревку.

Поросшая водорослями веревка была приколочена к стене. Примерно за такую я уцепилась в ту ночь, когда утонул Сэм Купер. В ту ночь, когда сама чуть не утонула. Мне не хотелось к ней прикасаться и уж точно не хотелось спускаться на пляж.

На реку я еще не смотрела, но уже слышала ее — услышала сразу, как только вышла из машины, услышала даже сквозь барабанящий дождь. Эти тихие шлепки о деревянные опоры пирса, этот гул, вечно стоящий над движущейся водой.

— Я подожду в машине, — сказала я, но не была уверена, что Джосбери расслышал меня в налетевшем ветре.

— Нет, иначе весь смысл пропадет.

Он дошел до последней ступеньки и развернулся ко мне.

— Мне возле реки не по себе становится, — сказала я.

Я до сих пор так и не посмотрела на нее, но чувствовала ее близость. Скоро начнется прилив. Прожив достаточное время у такого переменчивого водоема, как Темза, умеешь различать приливы и отливы по звуку. Начинаешь слышать шепот воды: «Я еще вернусь». Черт, все, я пошла отсюда!

— Понимаю. Это вполне нормально. Но нельзя же работать в полиции и быть при этом потамофобкой. Иди сюда.

Джосбери поднялся на пару ступенек и, схватив меня за руку, потащил вниз. Вот он, долгожданный момент. Нож у меня в кармане. Надо всадить его в живот и резко дернуть вверх. Он упадет, и через пару часов река заберет его себе.

— Потамо… что? — спросила я, ступая на пляж.

Под ногами захрустел мусор. Подошвы кроссовок утопали в чем-то, похожем на влажный песок, но я сама догадалась, что это, скорее всего, другая субстанция.

— Потамофобия. Патологическая боязнь рек, — пояснил Джосбери, увлекая меня за собой.

Впереди взмывали к небу острые футуристические иглы моста Миллениум. В темноте он отливал чеканным серебром. Свет фонаря до нас уже не доходил, и дорогу освещал лишь фонарик Джосбери.

— Я сам это слово час назад узнал, — оправдывался он.

Темные контуры впереди приняли форму невысокого мола — мокрого, полусгнившего, ненадежного. Нет уж, я на эту штуку не полезу ни за какие коврижки. Джосбери, выпустив мою руку, запрыгнул наверх.

— У меня дед работал в речной полиции, — сказал он. — В начале пятидесятых люди еще не так волновались за свое здоровье и безопасность. Офицеры постоянно окунались, добровольно и не совсем.

Я скрестила руки на груди. Мне плевать, к чему он клонит. Я не поддамся.

— Туда, конечно, только хороших пловцов брали, но все равно — когда их потом выуживали, у половины развивалась эта самая потамо-как-ее. Тогда их снова вывозили на реку, в таких маленьких низкобортных лодочках. Как можно скорее. Это вроде как усадить в седло человека, который недавно свалился с лошади.

Значит, он хочет мне помочь?

— Спасибо за заботу, но давай как-нибудь в другой раз.

— Все так говорят.

Уверена, он произнес эти слова с мерзейшей из своих ухмылок.

— Идем обратно в машину.

Я решила попытать счастья в последний раз.

— Я что, — спросил Джосбери, наклонив голову, — похож на человека, который легко сдается?

Ладно, черт с тобой! Мы вместе прошлись по молу. На том берегу колыхался призрачный купол, венчавший собор Святого Павла.

— Когда начинается прилив, этот мол покрывает полностью, — сказал Джосбери. В этот миг я осознала, что мы, вообще-то, идем прямо над водой. — А в отлив речная полиция использует его, чтобы добраться на южный берег.

Я ничего не сказала. Я не могла понять, как будет лучше: сосредоточиться на огнях на том берегу и удерживать реку на периферии — или уставиться на носки собственных кроссовок и любоваться хороводом ряски через щели в настиле. На самом деле мне, если честно, хотелось одного: зажмуриться и вцепиться в Джосбери обеими руками, — но он бы такого не потерпел.

Мы прошли примерно два метра, когда Джосбери замер. Вода, подгоняемая ветром, неумолимо наступала. Каждая волна, даже самая крошечная, подбиралась ближе к нашим стопам. Джосбери обнял меня за плечи и сдвинул влево, чтобы заслонить от ветра. Очень, конечно, галантно с его стороны, но мне эта качка решительно не нравилась.

— Я предложил Дане, чтобы ты завтра опросила детей.

Облака плыли по небу, река переливалась всеми оттенками от черного до фиолетового, и яркие рубиновые круги плясали на ее поверхности. Я подняла взгляд. Рубиновый свет отражался от крана близ собора Святого Павла.

— Что? — сказала я, когда до меня дошел смысл его слов.

Он не отрываясь смотрел на мост Саусварк.

— Ты самая молодая. Тебя не будут бояться.

— Я, если честно, собиралась завтра побыть дома. Даже записку Таллок оставила.

— Да, она у меня в кармане. Талли ее еще не видела.

Я дождалась, пока мы снова встретимся глазами. Мы встретились — но лишь на одну секунду. Джосбери снова уставился на мост.

— Не время унывать, Флинт. Ты нужна команде.

Он врал. Теперь, когда выяснилось, что убийца по-прежнему на свободе, я снова была под подозрением. Он нашел записку, догадался, что я планирую сбежать, и теперь пытается этому воспрепятствовать. Все эти седла, лошади и дедушки-полицейские — полнейшая чушь. Теперь он глаз с меня не спустит.

Я отвернулась лицом к пляжу. Тут великое множество камней. Выбирай любой. Стоит отвлечь его хоть на миг, подобрать булыжник поувесистее, задрать руку повыше — и ударить посильнее… На его машине я смогу доехать до Портсмута еще до полуночи.

— Это за нами, — объявил Джосбери.

К берегу подплывал полицейский катер. Разгоняемые им волны уже плескались об утлый мол. Катер остановился рядом, и сержант средних лет бросил нам веревку.

— Прилив наступает, — сказал он Джосбери, пока тот вязал узел на ржавом клине. Сержант протянул мне большую морщинистую ладонь. — Залезай, красавица.

У меня уже закончились доводы. Я протянула сержанту руку, посмотрела в глаза, которые почему-то показались мне знакомыми, и забралась на катер. Там, в своего рода кабине, сидели еще двое офицеров. Катер дал задний ход, Джосбери в последний момент сорвал веревку с клина, ухватился за борт и ловко запрыгнул на палубу, как будто всю жизнь только этим и занимался.

Под рев мотора мы поплыли к середине реки. Дождь и речные брызги, похоже, соревновались, кому удастся сильнее нас вымочить. Шальная волна налетела на нос катера, но моему носу досталось тоже — я почувствовала во рту что-то соленое, с горькой маслянистой примесью.