Бездна - Фрэнсис Пол Вилсон Страница 51

Потом к нему вернулся дар речи.

— Надо, пожалуй, как-нибудь подробно это обсудить.

К его изумлению, Рома кивнул:

— Почему не сейчас? — и указал на маленький столик в темном углу. — Согласны?

Джек прихватил со стойки пивную бутылку, пошел за ним следом.

— Вас ранили довольно необычные существа, не так ли? — начал Рома, как только они уселись.

Он не шевельнулся, не проронил ни слова. Никогда ни единой душе не рассказывал историю с ракшасами. Дело касалось ближайших любимых людей, которые старались об этом забыть. Любой прямо к нему непричастный посчитал бы Джека сумасшедшим... вроде какого-нибудь сисупера. Откуда же, черт побери, Рома знает?

Он хлебнул пива, промочив горло.

— Вы их видели?

— Видел? — усмехнулся Рома. — Иное творило их у меня на глазах.

Джек мысленно присвистнул. Точно такой же свихнувшийся, как остальные. Может быть, даже хуже. Знает то, чего знать не вправе.

— Кто вы такой? — спросил он. — И что это за штука — Иное?

— Иное не штука.

— А что? Я не слово имею в виду.

Рома пристально посмотрел на него:

— В самом деле не знаете?

— Чего?

— Ну, не важно. Что касается сути Иного, вряд ли поймете ответ.

— Сделайте снисхождение.

— Что ж, подумаем... Можно назвать его существованием, состоянием, даже иной реальностью.

— Сразу стало гораздо яснее.

— Ну, попробуем по-другому: просто скажем, темный разум, где-то совершающееся бытие, которое...

— Где?

— Где-то... где-то в ином месте. Везде и нигде. Забудем на минуту о местоположении, сосредоточимся на связи этой силы с человечеством.

— Постойте, постойте, постойте. И так меня на шаг обгоняете, теперь еще один собираетесь сделать.

— Почему на шаг обгоняю?

— Что это за «темный разум»? Сатана, Кали [34], какая-нибудь недотыкомка?

— Возможно, все вместе, возможно, никто. Почему вы считаете, что у него его имя? Это не просто какой-нибудь глупый бог. Если на то пошло, скорее антибог.

— Вроде Антихриста Олив?

Рома удрученно вздохнул:

— Нет. Забудьте христианскую мифологию, эсхатологические бредни Олив, любую религию, о которой вообще когда-нибудь слышали. Под антибогом я имею в виду противоположный полюс всякому понятию о «боге». Иному в принципе не нужны верующие, не требуется никакая религия. У него нет названия, и оно не желает его получать.

— Что же это такое?

— Непостижимая сущность, колоссальная невообразимая хаотичная сила, не нуждающаяся в определении. Фактически можно сказать, что она отвергает любое название. Не желает, чтоб мы ее знали.

— Если такая могучая, то чего беспокоиться? Кто когда-нибудь слышал о боге, которому верующие не нужны?

— Перестаньте, пожалуйста, толковать о «боге». Сами себя сбиваете с толку.

— Ладно. Почему же оно не нуждается в верующих?

— Потому что хаотично по сути. Как только поверишь, как только признаешь — придашь ему форму. Приобретя очертания, форму, оно утратит силу. Получив признание, определение, хуже того — горстку верящих почитателей, прекратит взаимодействие с этим миром и будет далеко отброшено. Поэтому прикрывается другими верованиями и религиями, выдвигаемыми перед собой.

— Вроде какого-нибудь многонационального конгломерата, прячущегося за кучей подставных компаний.

Рома медленно кивнул:

— Аналогия грубая, хотя картину вы, кажется, поняли. Эта сила действует под разными масками, но с одной целью — принести в мир хаос.

— Немного хаоса не помешает.

— Имеются в виду кое-какие случайности? Некоторая непредсказуемость для интереса? — Он тихонько посмеялся, качая головой. — Вы даже понятия не имеете, о чем идет речь.

— Ну хорошо, и чего ей надо?

— Всего... включая сферу человеческого существования.

— Зачем? Мы очень вкусные?

— Слушайте, если желаете шутки шутить...

— Не просите меня быть серьезным в отеле, битком набитом взрослыми серьезными людьми, во всех других отношениях абсолютно разумными, которые, однако, твердо верят, будто инопланетные ящерицы летят сюда нас кушать. Это не я говорю, а они.

— Что ж, они и правы, и не правы. Нечто в самом деле старается сюда проникнуть, но хочет, так сказать, «кушать» больше в духовном смысле. Не перебивайте, послушайте, и, возможно, поймете.

Джек откинулся на спинку стула, скрестил на груди руки.

— Хорошо, слушаю. Хотя всегда, слыша подобные вещи, не могу не вспомнить, как земля и человечество считались центром вселенной. Потом на сцену вышел Галилео.

— Понятно. Попахивает антропоцентризмом, но если до конца дослушаете, то увидите, что это не так.

— Давайте.

— Спасибо. Попробую представить картину в другом ракурсе. Вообразите войну двух гигантских немыслимо сложных сил. Где? Повсюду вокруг. За что? Не стану утверждать, будто знаю. Она идет так давно, что противники сами, возможно, забыли причину. Впрочем, это не имеет значения. Важно то, что на кону стоит бытие. Заметьте, не мир, не солнечная система, не вселенная, а само бытие. Значит, дело касается любых других измерений, миров, реальностей — которые существуют, поверьте. Наш уголок действительно ничтожное затерянное в пространстве захолустье, но он составляет часть целого. А желающий стать победителем должен завоевать целое.

Джек удержался от комментариев.

— Одна сила, — продолжал Рома, — решительно враждебна человечеству, другая нет.

Джек не удержался, зевнул.

— Я вам наскучил? — с недоумением спросил собеседник.

— Прошу прошения. Очень похоже на старые байки о борьбе Добра со Злом, Бога с Сатаной и прочее.

— Некоторые в самом деле так думают. Космический дуализм довольно банален. Однако тут дело другое. Заметьте, пожалуйста, что я вовсе не называю противную сторону — выступающую, если угодно, против Иного — «доброй». Я называю ее не враждебной. Сильно, честно сказать, сомневаюсь, будто человечество ее хоть сколько-нибудь интересует, за исключением того факта, что его территория расположена на ее стороне космического фронта и она хочет ее удержать за собой.