Ключевая улика - Патрисия Корнуэлл Страница 52

После этого, как следует из стенограммы, сотрудница выключила воду и приказала Лоле выйти из душевой. На кафельном полу лежали «коричневые вельветовые брюки, женский размер четыре; синяя водолазка, женский размер четыре; темно-красная ветровка „Атланта брейвз“, размер „М“, все запачканное кровью. Вода на полу в душевой была розовая от крови». На вопрос сотрудницы, чьи это вещи, Лола ответила, что эта одежда была на ней при поступлении в центр пять недель назад. «Я ее надевала, когда выходила на улицу, а потом она висела в шкафу».

Объясняя, откуда на одежде взялась кровь, Лола сначала сказала, что не знает, но потом добавила, что у нее «месячные». По свидетельству сотрудницы, у нее сложилось впечатление, что «девушка выдумывает. За ней такое и раньше замечали. Она всегда готова сказать что угодно, лишь бы оказать нужное впечатление или выкрутиться из неприятностей. Чтобы привлечь к себе внимание, заработать поблажку или выгородить себя, будет и говорить то, что нужно, и вести себя пристойно, как будто не понимая, как это воспринимают другие, и не отдавая себе отчета в возможных последствиях».

«Лола как тот мальчишка, что кричал: „Волк! Волк!“ Мне было совершенно ясно, что при менструации столько крови быть не может, — заявила под присягой сотрудница. — Кровь была на бедрах, на коленях, на манжетах брюк и на водолазке и куртке. Что-то она смыла, но и оставалось еще много. Я подумала, что если кровь человеческая, то у этого человека должно было быть сильное кровотечение.

Я также не понимала, почему Лола спала в уличной одежде, надевать которую в центре не разрешается. В этой одежде они поступают, а потом получают ее, когда уходят. Остальное время девушки носят форму. Почему Лола легла спать одетая, я так и не поняла. Вообще, все ее объяснения звучали совершенно невразумительно, и, когда я сказала ей об этом, она тут же рассказала другую историю.

Лола завила, что нашла окровавленную одежду в пластиковом мешке, у себя в ванной. Я попросила показать мешок, и она тут же заявила, что мешка не было. Сказала, что зашла в ванную умыться, а одежда уже там лежала, слева от двери. Я спросила, была ли кровь засохшая или свежая, и Лола ответила, что она была местами засохшая, а местами липкая. Клялась, что не знает, откуда взялась окровавленная одежда, но что она испугалась и попыталась ее отстирать, потому что не хотела, чтобы ее в чем-то обвинили».

Сотрудница сказала, что если это так, то получается, что кто-то забрался в комнату, где она спала, разделся и оставил вещи в ванной. Кто это мог быть и почему Лола не проснулась? Тот, кто это сделал, объяснила Лола, «тихий, как призрак… сам дьявол. Это расплата за что-то, что я сделала раньше, до того, как здесь застряла, может, тот, у кого я брала наркотики… не знаю, — добавила она, после чего разозлилась и начала кричать. — Никому не говорите! Можете, на хрен, выбросить, но только никому не говорите! Я не хочу в тюрьму! Клянусь вам, я ничего не сделала! Ничего!»

Так рассказывала на слушаниях сотрудница, и чем больше я читала, тем яснее понимала, почему в то время единственной подозреваемой считалась Лола Даггет, а о других никто и не думал.

Небрежность и явное отсутствие интереса к прочитанным мною бумагам — Марино едва удостаивает их своим вниманием — наводят на мысль, что он видит их не впервые.

— Ты уже читал эту стенограмму?

— Да, была в бумагах Джейми. Но она получила ее не от него. — Марино имеет в виду, что Джейми получила стенограмму не от Колина Денгейта.

— Он и не смог бы ее передать, потому что имеет право распоряжаться только своими документами. Думаю, Джейми получила стенограмму в Верховном суде округа Чэтам.

— Посчитала, что он все тебе покажет.

— Правильно посчитала. Но пользы от того, что я пока увидела, немного.

— Никакой, — соглашается Марино. — Как ни смотри, кругом Лола Даггет виновата. Теперь ты понимаешь, как это случилось.

— Меня смущает форма. Джейми упомянула, что Лола приходила и уходила из приюта: искала работу, навещала бабушку в доме престарелых. То есть она могла уходить и приходить практически по своему усмотрению при условии, что имела на то разрешение и была на месте к вечерней проверке. Что она надевала, когда выходила?

— Насколько я понимаю, форма, которую им выдавали, ничем особенным от обычной одежды не отличалась — джинсы, джинсовая рубашка. То же самое постоянно носили и охранники, если их можно так назвать.

— Ты говоришь в прошедшем времени. — Я отпиваю из той бутылки, которую Колин дал мне в своем кабинете. Моя черная форма промокла от пота, и поток воздуха из кондиционера холодит кожу.

— Лола Даггет — не самая лучшая реклама, особенно для заведения, которое зависит от частных пожертвований, — говорит Марино. — Богатые люди в Саванне не торопятся выписывать чеки приюту после того, как Лолу признали виновной в убийстве Кларенса Джордана и его семьи. Тем более что Кларенс помимо прочего помогал таким вот приютам, клиникам, людям, которые сталкивались с проблемами, оставались без средств и не могли позволить себе обратиться к врачу.

— «Либерти» он тоже помогал? — Я встаю и иду к кондиционеру.

— Об этом мне ничего не известно.

— «Либерти», как я полагаю, закрыт. Дай знать, если станет слишком жарко. — Я возвращаюсь на место, отмечая про себя, что Мэнди О’Тул не обращает на нас никакого внимания. Или только делает вид.

— Армия спасения организовала там пристанище для бездомных женщин. Из старого персонала никого не осталось, и выглядит все иначе. Читаешь эти бумажки и не можешь избавиться от мысли, что у Лолы мозгов бы не хватило убить кого-то и выйти сухой из воды.

— Она и не вышла. Но мы не знаем, убила ли она кого-то.

— Дьявол надевал ее одежду, а потом оставил вещи в ее ванной. И она никому не говорит, кто такой этот дьявол, кроме того, что его зовут Мститель?

— Похоже, она вспомнила о расплате только тогда, когда ее поймали в ванной, едва ли не на месте преступления, отстирывающей кровь с одежды. — Я раскладываю перед собой следующие документы. — С ней кто-то посчитался, кто-то из ее наркоманского прошлого. Может быть, она думает, что ее подставили. Может быть, она стала называть Мстителем любого, кого считала виноватым в этих убийствах.

— Ты серьезно думаешь, что она никак к этому не причастна и не знает, кто это сделал?

— Не знаю, что и думать. По крайней мере пока.

— А вот я точно знаю, как это звучит. Так же, как и тогда. Полная чушь. Сама увидишь, когда дойдешь до ДНК. На одежде Лолы была кровь всей семьи. Я потому и сказал Джейми в первый же день, что не представляю, как она это объяснит.

— Объяснение у нее то же, что с самого начала выдвигала защита Лолы. ДНК Лолы в доме Джорданов не нашли. Ни на телах, ни на той одежде, в которой они были, — говорю я, переходя к той части стенограммы, которая включает в себя фотографии. — Ее ДНК обнаружили только на той одежде, которую она стирала у себя в ванной, и больше нигде. Только на брюках, свитере и куртке. Как и ДНК жертв. Присяжным это показалось убедительным, хотя у специалиста вызвало бы вопросы. — Я не уточняю, какие именно вопросы.