Пожиратели сознания - Фрэнсис Пол Вилсон Страница 52

— Привет, Сэнди.

Он поднял глаза и невольно моргнул. Патрисия Роулинсон из отдела культуры, силиконовая блондинка с неизменным загаром. Конечно, она ломака и врунья, но в этом цветастом платье она была сущей куколкой.

Сэнди замялся с ответом.

— Ох… ну да, привет.

— Блистательно.

В прошлом, когда он с ней здоровался, она всегда смотрела на него как на пустое место. В такие минуты он чувствовал себя Рольфом Эллисоном в роли человека-невидимки. А сегодня она сама подошла к нему. Доставила свое роскошное тело в его закуток и заговорила с ним. Даже назвала по имени.

— Я просто хотела сказать, как мне понравилось твое интервью со Спасителем. Запомнила его дословно. Должно быть, говорить с ним было таким волнующим переживанием.

— Так и было. — Только, ради бога, не брякни какую-нибудь глупость, сказал он себе. — О таком моменте мечтает каждый журналист.

— Когда-нибудь ты обязательно мне все расскажешь.

— С удовольствием.

— Звякни, когда будешь свободен.

И с этими словами она, покачивая бедрами, удалилась. Сэнди с трудом подавил желание высунуть голову из ниши и проводить ее взглядом, что он не раз делал в прошлом. Теперь он был выше этого.

— Убеди меня, что я только что слышал не голос Патрисии, — откуда-то с дальнего конца обратился к нему Покорны.

— Ее, приятель. Можешь не сомневаться. Покорны застонал:

— Остается лишь покончить с собой.

Что может быть лучше, чем сегодняшний день, улыбаясь, подумал Сэнди.

Сплошное опьянение. Как наркотик. И он уже привыкает к нему. Он не хочет, чтобы это опьянение проходило. Не может этого позволить. Ему нужно еще больше. Чтобы оно постоянно присутствовало.

Но что дальше? Он не может допустить, чтобы это стало пиком его карьеры, — пойдут разговоры, что после такого взлета он быстро пошел вниз! Он должен выдать еще что-то такое же. Или еще лучше. Но единственным, что, по его мнению, отвечало этому замыслу, могло стать лишь еще одно интервью со Спасителем.

Но что еще осталось недосказанным? Перелопачивать старый материал… нет, это не пойдет.

А что, если я переосмыслю его, подумал он.

Он подозревал, что кое-какие подробности были враньем. Чем больше он думал на эту тему, тем увереннее считал, что Спаситель не занимался тайной работой на правительство. Это было бы слишком уж романтично, слишком напоминало Голливуд.

Но какие другие причины могли остановить его, заставить отказаться от звания героя?

И тут он вспомнил прежний разговор с Бет. Конечно, в ее обществе он витал в облаках, но…

Сэнди хлопнул руками по столу. Господи, держу пари, что так и есть! У этого человека уголовное прошлое. Он беглец! Что-то вроде преступника, на арест которого уже выдан ордер. Вот поэтому он и вооружен!

Вот что ему теперь надо сделать: найти Спасителя и поговорить с ним о его преступлении. Может, он невинная жертва. Или в бегах из-за преступления, которого не совершал…

Нет. Стоп. Тебя снова тянет в Голливуд.

Может, он совершил всего одно преступление и, возможно, в целом он хороший человек. В том поезде он конечно же вел себя совершенно правильно. Может быть…

И когда все сошлось воедино, Сэнди вскочил, хватая ртом воздух, как рыба, вытащенная из воды. Он все понял! Идея просто сказочная.

Он выудил из кармана клочок бумаги — номер телефона, который ему дал Спаситель. Но, потянувшись к телефону, замер.

Нет. Отсюда никаких звонков. Где-то внутри он не сомневался, что все исходящие номера фиксируются. Лучше таксофон.

Сэнди выскочил на улицу. Его буквально жгло. Сейчас на нем лежала ответственная задача. Он собирается сделать нечто потрясающее, он наконец расплатится с этим загадочным человеком за спасение своей жизни. Сколько говорилось, что журналистика должна защищать! Он сделает классный ход, и его материалы не будут звучать как сводка погоды. Конечно, не каждый из них — текучка требует своего, — но он-то будет творить журналистику будущего века!

Сможет ли он дотянуться до Пулицеровской премии?

Джек прошелся по всем магазинам и их закромам и, наконец, в «Домашнем волшебнике» нашел то, что хотел. Возвращаясь к квартире Жаннет, он остановился у таксофона, чтобы проверить автоответчик. Услышав голос Сэнди Палмера, он громко застонал.

— Доброе утро, Джек. Я предполагаю, что это ваше настоящее имя.

Джек? Откуда он узнал?..

И тут Джек вспомнил: он же сам записал на автоответчике: «Это Джек…» О чем начисто забыл. Впрочем, не важно.

Палмер так и так решит, что имя ненастоящее.

— Послушайте, мы должны еще раз поговорить. Мне пришла идея, которая может изменить всю вашу жизнь. Нам необходимо встретиться. Только не отказывайтесь, ибо то, что я собираюсь сказать вам, жизненно важно. Еще одна причина, по которой вам не стоит отказываться, — у меня остался рисунок. Только не ругайте меня. Я не хочу, чтобы вы думали, будто я пытаюсь шантажировать вас, но совершенно уверен, что вы не были полностью искренни со мной в тот день — то есть когда шла речь о вашем прошлом, — так что я не чувствую себя связанным нашим маленьким соглашением и не стал уничтожать рисунок. Но давайте забудем прошлое, и все выясним во время нашей короткой встречи. Позвоните и сообщите мне, где и когда. И верьте мне, Джек, или как там ваше имя, вы будете очень обрадованы.

Он оставил номер и свой добавочный в газете.

Джек с грохотом швырнул трубку. Значит, все снова. И снова.

Я не хочу, чтобы вы думали, будто я пытаюсь шантажировать вас…

А что же еще я должен думать, ты, паршивое маленькое отродье?

Он испытывал настоятельное желание почувствовать в руках тонкую, как карандашик, шейку Палмера и сжать пальцы…

Успокойся. Шаг назад. Посмотри на ситуацию по-другому…

Да, мальчишку прикончить нетрудно. Но Джек не увидел в этом простого и легкого выхода из ситуации. Все козыри на руках у Палмера. Джеку приходится играть по его правилам. Пока.

Он позвонил ему. Пришлось сделать немалое усилие, чтобы голос звучал ровно и спокойно, когда он говорил с автоответчиком.

— На том же месте. В полдень. И повесил трубку.

Когда он добрался до квартиры Жаннет, то уже немного успокоился, но продолжал кипеть, как кастрюля с водой на медленном огне.

Едва только взглянув на него, Кейт спросила:

— Что случилось?

— Ничего особенного.

— Не хочешь поделиться?