Ночь Ягуара - Майкл Грубер Страница 53

— Правда, я вроде люблю его. Мы с ним долго были вместе, почти два года. Сама понимаешь, мне одиноко по ночам.

На самом деле Джели не очень-то это понимала, но открывать это Дженнифер не собиралась, как и комментировать ее разрыв с Кевином. Это показалось Дженни немного странным, поскольку раньше она любила посудачить на такие темы.

— Ладно, мне нужно поговорить с Луной, — сказала Джели. — Увижу я тебя за завтраком?

— Если не увидишь, значит, и завтрака никакого не будет, — добродушно ответила Дженни и вернулась к своим образцам.

Следующие два часа прошли в усердной работе, по окончании которой она с удивлением и восторгом обнаружила, что полностью обработала серию образцов, собранных с двух пород фикуса. Дженни убрала последние склянки обратно в ящички с образцами, а те поставила на полки, все, кроме склянки с осами, которых она не смогла идентифицировать по определителю видов. Сделав это, Дженни потянулась, разминая затекшие мышцы, и отправилась на кухню, чтобы помочь Скотти приготовить на завтрак салат из тунца. В La Casita его готовили из свежего тунца, а Дженнифер, пока не получила работу в «Лесной планете», вообще не знала, что тунец — это самая настоящая рыбина, которую можно купить в магазине, разделать и приготовить. Для нее тунец существовал только в банках, как и консервированный колбасный фарш. Таким же открытием стало и приготовление майонеза из яиц и масла — раньше она считала его чем-то изначальным и неделимым, вроде бензина. Приготовив, как ее учили, заправку, она сварила вкрутую полдюжины яиц, в то время как Скотти мыл зелень, резал авокадо, а потом чистил тунца. Они работали вместе почти молча, но хорошо, не мешая друг другу. Раньше ее раздражало то, что Скотти никогда с ней не разговаривал иначе как по делу, но теперь, когда у нее в голове завелись собственные мысли, отсутствие болтовни ее не так тяготило. Тем более что теперь у нее был Кукси.

Вот уж с ним были разговоры так разговоры, не то что с остальными. Джели, например, все время хотелось посудачить о всяких умных вещах, о науке и политике, но так, будто она учительница, а ты ученица, и нужно было все время восхищаться ею: ах, а я и не знала этого, какая ты умная! А Кукси и в голову не приходило, что кто-то может не знать того, что знает он. Профессор просто гундел свое, считая, мол, она поймет, словно она училась в колледже в Англии, и, когда он умолкал и говорил: «А?» — чтобы посмотреть, все ли она поняла, Дженни с ходу признавалась, что не поняла ничего. И тут на его лице возникало странное выражение, будто бы на самом деле она поняла, скажем, теорию распределения полов или что-то другое и просто делает вид, якобы не поняла, шутки ради, а потом, с помощью умелых вопросов, он подводил ее к тому, что, оказывается, ей и вправду все ясно.

Во всей науке нет такой идеи, которую не мог бы постигнуть второразрядный, но упорный ум, говорил Кукси, цитируя Уайтхеда. Он много цитировал Уайтхеда, а еще Йетса и кучу всяких умников, о которых Дженни отродясь ничего не слышала.

— А вообще-то, моя дорогая, — как-то заявил он, — насчет того, что ум у тебя второразрядный, — это еще вопрос. Поскольку он почти идеально пуст, у нас просто не было случая оценить его истинные возможности. Ну а упорства тебе точно не занимать, это я часто замечал.

У них имелось большое красочное блюдо в форме рыбины, которое неизменно использовалось для подачи рыбных блюд. Так нравилось Руперту. Скотти добавил к рыбе растертый в однородную массу салат, нарубленный лук-шалот, латук, каперсы и редис, и разукрашенный таким образом тунец стал выглядеть, как на японской гравюре. Он понес тунца на террасу, а Дженни последовала за ним с подогретым хлебом и охлажденной бутылкой шардоне.

Ей трудно было сказать, связаны ли наблюдаемые изменения в группе с ее новым положением, или происходило что-то еще. Как справедливо указывала Джели, Дженни мало смыслила в оценке расстановки сил и прочего, но происходящие перемены чуяла нутром, тем более что тут особой сообразительности не требовалось. Девушка прекрасно помнила, что, перед тем как исчез Мойе, Руперт частенько вел беседы с Луной и Кукси, а Луна разговаривала с Рупертом и Скотти, Скотти разговаривал с Луной и Кевином, Кевин же лишь иногда разговаривал с ней, главным образом с улыбочкой отпускал замечания себе под нос. Когда Джели приходила, она появлялась за завтраком и всегда садилась рядом с Дженнифер и разговаривала с ней и Луной. Теперь же, похоже, все изменилось. Джели и Луна сидели по обе стороны от Руперта, Кевин занимал место на их конце стола, а профессор и Скотти сидели по обе стороны от Дженнифер, за тем концом стола, который Кевин всегда называл «крестьянским». При всей их очевидности, эти перемены никто и никак не комментировал.

Усевшись, Дженни сказала Кукси, что закончила серию.

— Неужели? Это замечательно, моя дорогая. Придется найти для тебя еще какое-нибудь занятие.

А потом он пустился в рассуждения со Скотти об опылителях орхидей, то и дело делая паузу, чтобы включить в беседу Дженнифер, и спустя некоторое время Скотти стал делать то же самое. Обычно тихий, как кот, о рыбах и растениях он мог говорить без умолку, хотя никогда раньше не распространялся об этом с Дженнифер. А что же Кевин и Луна? Они терпеть не могли один другого, но сейчас только и тарахтели, словно друзья не разлей водой. Странно, конечно, но еще более странным было то, что Дженни это ни чуточки не волновало.

После завтрака Дженни помыла посуду и, вернувшись с кухни, нашла Кукси, который, примостившись на табурете рядом с микроскопом, сверялся с лабораторным журналом.

— Ты все записала на этой странице? — спросил он. — В этой колонке номера, кажется, идут не подряд.

— Да, но несколько образцов мне не удалось определить, и я не смогла их ни к чему отнести. Что-то, наверное, напортачила — прошу прощения. Те, которые я не смогла определить, находятся здесь.

Она подняла баночку, и Кукси всмотрелся в черную массу внутри.

— Ага, значит, они не определяются — ты не смогла отнести их по классификации ни к gemellus, ни к insularis?

— Да. Я смотрела по определителю, но они ни к чему не подходят.

— Странно. Что ж, давай посмотрим, ладно?

Он уселся за микроскоп и поместил осу на предметный столик. Некоторое время он внимательно всматривался, потом рассмотрел еще одну, потом третью, что-то бормоча себе под нос. Потом Кукси встал, достал папку с оттисками, изучил несколько распечаток, сверившись с определителем, снова заглянул в микроскоп… Все это сопровождалось бурчанием под нос, а потом неожиданно профессор стукнул кулаком и выругался:

— Ох, мать твою! У меня нет слов!

— Что? Я здорово дала маху?

Он посмотрел ей в лицо, и она увидела, что его глаза блестят, как у двухлетнего малыша, получившего конфетку.

— Здорово, да, но маху ты не дала. Ничего подобного. По-моему, ты обнаружила новый вид Pegoscapus.

— А это хорошо?

— Хорошо? Это замечательно! Эпохально! Я сам изучал этих маленьких паршивок более двадцати лет и обнаружил только один новый вид.