Минос - Маркос М. Виллаторо Страница 53

Записка Текуна, которую я вынула из своей сумки в номере отеля, могла подсказать мне место, где его найти. Фраза «Свобода кетцаль мне больше недоступна» означала, что он находился в Гватемале (потому что кетцаль является национальной птицей этой страны), но уже уехал оттуда. Слова «Я решил передохнуть в родном городе Офелии Урбино» не оставляли сомнений, что речь идет о Новом Орлеане. Этим же заканчивается его записка: «Возможно, именно там я смогу прикоснуться к тому, что было недоступно ее отцу».

Именно смысл последней строчки я передала Раймундо в его временном пристанище в местном отделении ФБР в Нэшвилле. Отец Офелии доктор Урбино умирает в первой главе «Холеры», свалившись вниз с верхней ступеньки лестницы, когда пытался поймать улетевшего от него говорливого попугая.

А теперь, чтобы найти Текуна, я вынуждена искать в Новом Орлеане место, где могут находиться попугаи. Почему я с таким упорством ищу его? Потому что наркотики этого недоноска пришли в мой дом, к моему сыну.

Но это все ложь или полуправда. На самом деле я приехала сюда, потому что он в одной почтовой посылке дал мне больше полезной информации, чем я могла собрать за последние шесть лет. Если он смог это сделать, то почему бы не предположить, что сделает еще больше?

А это означает, что я невольно связалась с уголовным преступником, скрывающимся от правосудия. Правосудия, которое готово обрушиться на меня с обвинениями, которых я на самом деле не заслужила. И это правосудие в течение шести лет бесполезных поисков успело обмануть как своих собственных представителей, так и меня.

— Попугаи? — спросила меня пожилая женщина у газетного стенда. Она курила, и это напомнило мне, что нужно купить пачку сигарет. — У нас тут много попугаев, даже слишком. Они тут повсюду. — Она весело рассмеялась. — Примерно семь или восемь лет назад из зоопарка Одюбон, расположенного на окраине города, улетела небольшая стайка попугаев. Потом они стали делать то, что делают практически все животные и люди в этом городе: трахаться. И через некоторое время город был заселен попугаями. Тем более что погода здесь для них самая благоприятная — жара и влажность. Однажды я гуляла на берегу реки с собакой, и неожиданно меня накрыла зеленая волна попугаев, целая стая. Никогда не видела ничего более прекрасного, чем это.

Я улыбнулась ей в ответ, но все же продолжила расспросы:

— Может быть, вы знаете такое место в городе, где обычно продают попугаев?

Она задумчиво запыхтела сигаретой, выпуская клубы сизого дыма, как будто у меня была масса свободного времени.

— Неподалеку от Бурбон-стрит, во Французском квартале. Мне кажется, там есть специальный магазин, где продают разнообразных птиц, включая самых экзотических. Попытайтесь посмотреть там. А если не найдете, — она снова запыхтела сигаретой, — то просто поднимите вверх голову.

Я не стала заходить в магазин «Зеленое перо». Там меня можно было бы легко обнаружить. Добрую половину дня я провела на противоположной стороне улицы в небольшом кафе с огромными затемненными окнами, которые защищали посетителей от палящего солнца, а им позволяли спокойно наблюдать за всем, что происходило у входа в магазин. В основном в магазин входили женщины. Очень богатые, лишь немного старше меня. Это была та категория женщин, которые не испытывали нужды в деньгах, имели свой бизнес или просто удачно вышли замуж и сейчас хотели потратить немалую сумму на приобретение какого-нибудь тибетского терьера, дорогого попугая из Никарагуа или еще более дорогого удава бог знает откуда. Им было лет по тридцать с небольшим, стройные, изящные, ухоженные и, вне всяких сомнений, вполне удовлетворенные в сексуальном отношении. А я сидела в кафе, таращила на них глаза и тихо завидовала только потому, что они прекрасно одеты, хорошо выглядят в тонких обтягивающих платьях и открыто демонстрируют счастливые лица, удовлетворенные лесбийскими ласками или по крайней мере дорогостоящими вибраторами.

У меня тоже были обтягивающие платья, а в короткой юбке и в топике без рукавов я выглядела просто прекрасно, достаточно вспомнить того самого Персика в Нэшвилле. Конечно, это было ночью, и он смотрел на мои формы, не замечая всего того, что еще есть на моем теле.

Все дело в этом шраме. Но он не мог лишить меня самого главного. Я очень хотела надеяться на это. Хотела верить, что все еще сохранила привлекательность и что среди парней в униформе в нашем отделе в Нэшвилле рано или поздно найдется тот, кто захочет прижать меня к себе. Один из них давно уже называет меня «леди в красном». Когда он сказал так в первый раз, меня это взбесило, как будто он прошептал на ухо партнеру что-то похабное. Но эмоции редко проявляются в стерильной чистоте. Конечно, я испытала гордость за себя и массу других приятных чувств. Я днями работала на износ, внимательно следила за своим весом, по-прежнему надевала самые дорогие платья шестого размера (ну ладно, мои джинсы были восьмого размера) и гордилась своим упругим бюстом. Незадолго до замужества преподаватель модельного бизнеса в Университете Эмори подошел к Каталине и ко мне в одном из университетских кафетериев и сказал, что хочет сфотографировать нас для обложки местного журнала. Кэти быстро согласилась, а я решительно отказалась. В следующем номере журнала «Эмори мансли» я увидела на обложке счастливое лицо сестры, которая широко улыбалась в своем красивом латиноамериканском голубом платье (ее любимый цвет). Я до сих пор помню ее слова: «Девочка, ты могла бы оказаться на этой обложке вместе со мной!» И она была права. Все прекрасно знали, что мы сестры. А она считалась самой шикарной женщиной в нашей округе.

Каким-то образом шрам на шее заставил меня забыть об этом.

Однако стоило помнить, что я нахожусь в кафе, потому что в этот момент рядом со мной неожиданно появился молодой бармен и спросил, не желаю ли я еще чего-нибудь. Ведь это кафе «Старбакс», расположенное в самом оживленном месте города, и владельцы стремились обслужить как можно большее количество посетителей. Я заказала еще одну чашку капуччино.

В оставшееся время в магазин «Зеленое перо» входили в основном богатые женщины и лишь несколько мужчин, которые быстро исчезали за дверью, быстро выходили оттуда и никоим образом не напоминали мне Текуна. Это обстоятельство еще раз напомнило мне, что я зря трачу время, пытаясь отыскать иголку в стоге сена.

Моя мать сообщила по телефону, что у них все в порядке, и я по ее радостному голосу поняла, что это действительно так. Где-то вдали слышались громкие детские голоса Серхио и его троюродных братьев и сестер. Хотя по их голосам можно было предположить, что их намного больше.

— Ты не поверишь, кто сейчас у нас в гостях, — сказала мама. — Твой дядюшка Чепе.

— Ты серьезно? — удивленно спросила я и вдруг почувствовала, что хотела бы оказаться в этот момент в Атланте. Чепе самый младший брат моей матери, причем лет на семнадцать моложе ее. Он жил в Лос-Анджелесе, и у него был весьма обширный кулинарный бизнес — он почти полностью обеспечивал продуктами такие кинокомпании, как «Уорнер бразерс» и «Юниверсал». Иногда он звонил нам домой и с гордостью сообщал: «Вы знаете, с кем я познакомился сегодня?» Он никогда не уставал от своей работы, часто общался с голливудскими звездами, а многих знал с детских лет. Кроме того, он первым видел все те фильмы, которые позже поступали в кинотеатры Сан-Сальвадора с ужасным переводом.