Последний пир - Джонатан Гримвуд Страница 54

Мальчишка, погонявший ослов, изредка бил их хворостиной по крупу, но, как правило, они припускали вперед от одного его взгляда. Солнце пекло головы, воздух был напоен ароматами трав: тимьяна, майорана, мяты, можжевельника и жимолости. Столь пышной и разнообразной растительности я не видел даже в собственном саду. Ворота, ведущие в главный штаб французских военных сил, располагались прямо на склоне горы, и мы не столько въехали в них, сколько вскарабкались.

— Уже скоро, — пообещала Элоиза. На лбу у нее выступили бисеринки пота, а под мышками появились темные круги. Поскольку вокруг никого больше не было, я снял парик и держал его на вытянутой руке, как труп небольшого зверька. Наши ослы наконец въехали в оливковую рощу и пересекли мостик, за которым нас ждали телега и лошадь. Если бы на дороге было движение, они бы его остановили. Вокруг — только красная земля, скалы цвета старых костей, остролистые растения и жесткая трава. Я невольно подумал, что французская власть здешним жителям наверняка не указ.

Через пятнадцать минут моя догадка подтвердилась. Наша телега повернула за угол и врезалась в скалу. Возчик выругался — одно колесо угрожающе съехало с тропинки — и тут же поднял руки вверх. Путь нам перегородили три человека в масках и с пистолетами наголо. На склоне я заметил силуэты еще двух, вооруженных мушкетами. Они что-то рявкнули возчику, тот слез со своего места и растянулся лицом вниз на красной земле. К нам обратился главарь.

Я думал, ему будет отвечать Арман, но заговорила Элоиза — пылко и на незнакомом языке. Если это был корсиканский, то она знала куда больше нескольких слов, как утверждала в начале пути. Элоиза кивнула брату, мне и наконец произнесла имя Паскаля Паоли. Главарь обвел нас внимательным взглядом и взмахом пистолета приказал Элоизе и Арману сойти на землю. Когда Элоиза замотала головой, он вскинул пистолет и положил палец на курок.

— Стойте! — взмолился Арман и под смех главаря силком стащил Элоизу на землю.

Главарь внимательно осмотрел меня с головы до ног, задал несколько вопросов моим спутникам, которые теперь стояли на коленях, и начал жаркий спор со своими друзьями. После одного особенно злобного взгляда в мою сторону я понял, о чем они спорят: убивать меня прямо теперь или немного подождать. В такие моменты — когда мир замирает на грани резких перемен — меня охватывает безотчетный и всепоглощающий фатализм. Я помню красные цветы, подобные брызгам крови на серых скалах. Помню каменные пирамидки на вершинах крупных валунов — дар горным богам или памятники?

Те же спокойствие и неподвижность охватили меня, когда я понял, что Виржини умерла. Если б не они, я бы поборолся за свою жизнь — все-таки меня кое-чему научили в академии, мечом я орудовал неплохо. С другой стороны, у трех бандитов на дороге были пистолеты, у двоих на скале — мушкеты, а у меня не было ничего (на этом настоял Паскаль Паоли, он запретил мне брать даже меч). Подняв глаза, я встретился взглядом с разбойником.

— Имя? — спросил главарь. Он говорил по-французски, но с могучим акцентом марсельского трактирщика.

Я поклонился. Этому нас учили в академии прежде всего: если хочешь произвести приятное впечатление, поклонись.

— Жан-Мари, маркиз д’Ому. Приехал на встречу с Паскалем Паоли, президентом Корсиканской республики.

Главарь сплюнул под ноги, перевел мои слова друзьям, и те что-то забормотали. Элоиза пристально за мной наблюдала, и взгляд ее словно о чем-то предупреждал. Руки ее были сцеплены за головой, сама она стояла на коленях: в этой позе хорошо были видны темные влажные круги под мышками. От зноя она была на грани обморока. Арман закрыл глаза и беззвучно шевелил губами — молился. Один лишь возчик ничем не выказывал волнения: он лежал лицом в грязи недвижно и спокойно, будто спал. А может, так и было? После крепкого и кислого вина, выпитого в трактире, больше всего на свете мне хотелось спать.

— Подойди! — рявкнул главарь.

— Сами подойдите.

Он вскинул пистолет, и я заглянул прямо в черное дуло. С такого расстояния пуля беспрепятственно пройдет сквозь мою голову. Смерть будет мгновенной — либо почти мгновенной, что одно и то же. Я жадно глотнул душистого корсиканского воздуха: если помирать, так хоть с ароматом диких трав в легких. Громко трещали сверчки, неумолчно шипели цикады, точно крошечные паровые машины. Где-то высоко крикнул коршун. Falco milvus — так Линней в своей «Системе природы» назвал корсиканскую разновидность.

— Жан-Мари!.. — Элоиза в ужасе смотрела на меня.

— Что?

— Он убьет тебя, если ты не подчинишься.

Я хотел пожать плечами. После ее синих глаз черное дуло пистолета отчего-то показалось мне еще больше. Да, я мог протестовать, потребовать у главаря соблюдения приличий и напомнить ему, что он имеет дело со знатным французом, посланным сюда самим королем. Именно так бы поступил на моем месте Шарлот. Но у меня болела голова, а по лицу Элоизы я понял, что она всерьез опасается за исход этой стычки. Потому я молча спустился с телеги и подошел к главарю.

— Француз?

Я отвесил вежливый поклон.

— Приехал говорить с Паоли?

Я кивнул, и бандит что-то буркнул своим друзьям. Последнее, что я помнил: он сплюнул себе под ноги, презрительно фыркнул: «Предатель!» — и с размаху ударил меня пистолетом по голове. И я погрузился во мрак.

Проснулся я в тряской телеге. От чьих-то сапог несло собачьим дерьмом, а мое лицо было крепко прижато к шершавому полу. Руки связаны за спиной, на голове — мешок, пропахший вяленым мясом. Рядом разговаривали мужчины. Смесь корсиканского наречия с континентальным итальянским и обрывками французского. Голова у меня раскалывалась от удара и выпитого вина. Надежда была только одна: что меня похитили с целью получения выкупа. Я попытался вспомнить, принято ли это на Корсике. В соседней Сардинии — точно принято. Но перед глазами вставали картины зверских убийств.

Вдруг телега остановилась. Я глубоко вдохнул и постарался остаться невозмутимым. В нескольких ярдах от меня мужской голос задал вопрос. Ему ответил кто-то из моей телеги, и по тону я понял, что беседа отнюдь не дружеская. Телега тронулась, первый голос что-то крикнул, и телега вновь остановилась, да так резко, что я больно ударился головой. Опять крики, затем — выстрел. Надо мной кто-то булькнул и сполз вниз. Снова прогремел выстрел. К запаху мяса и собачьего дерьма примешался едкий запах пороха, который становился все сильней по мере того, как разгоралась перестрелка. После чего повисла звенящая тишина. Наконец телега вздрогнула, словно в нее кто-то запрыгнул. Этот человек, кряхтя, стащил с меня труп и сбросил его на камни, похоже, с горы. Туда же отправились еще два тела. Телега со скрипом продолжила путь под знойным корсиканским солнцем. Время от времени она останавливалась, словно возчик раздумывал, куда повернуть, и тогда вместе с душистым ветром до меня долетало стрекотание сверчков. Через неопределенный промежуток времени — час или десять минут? — с мешком на голове не разобрать — мы остановились окончательно.