Краткая история семи убийств - Марлон Джеймс Страница 54

– Тебе что, пересказать на память служебную инструкцию?

– Я немногая из немногих, кто понимает между слов, ты не забыл? У меня есть теория: мужчина не всегда получает ту жену, в которой нуждался или хотел бы, – но он всегда получает ту, которую заслуживает. Я не уверена, что женщина об этом того же мнения. Но в некоем извращенном смысле это одна из черт, которые мне в ней исконно импонируют. «Извращенном» – это потому, что любой нормальный мужик, даже пассивный, на этом месте отвесил бы своей глупышке оплеуху.

– Чем, по-твоему, мы занимались в Эквадоре?

– Бог ты мой, Барри. Я знаю, что ЦРУ…

– Контора.

– Чш-ш-ш. Ясное дело, Контора. Так вот я знаю, что Контора – это не какой-нибудь фонд помощи иностранным государствам от Белого дома. И если вы находитесь в стране, то ей, вероятно, не светит ничего хорошего.

– Извини?

– Извиняйся сам. Ты не пакуешь в спешке детей при каждом переезде.

– Дети. В Эквадоре Айдена у нас еще не было.

– А в Аргентине уже был. Чем же ты там таким занимался и как это связано с той хренью, которую твой шеф втусовывал мужу Нелли Матар?

– Он мне не шеф.

– Да? Я такого от него не слышала.

– Ты в самом деле хочешь знать?

– Да, Барри. Я в самом деле хочу знать.

– Директива задач ЦРУ по Эквадору.

– Ага.

– Приоритет «А».

– Бог мой, ты сейчас в самом деле начнешь пересказывать мне инструкцию?

– Гм. Приоритет «А»: собирать и докладывать разведданные по силам и намерениям коммунистов и иных враждебных политических организаций, включая международную поддержку и влияние в правительстве Эквадора. Приоритет «Б»: собирать и докладывать разведданные о правительстве, силах и намерениях диссидентских политических группировок. Поддерживать высокий уровень агентуры в правительстве, органах безопасности, правящих и оппозиционных политических партиях и особенно среди оппозиционно настроенного военного руководства.

– Я услышала достаточно, Барри. В самом деле.

– Приоритет «В». Пропагандистская и психологическая война: распространять информацию для противодействия антиамериканской пропаганде, нейтрализовывать коммунистическое влияние в общественных организациях, создавать альтернативные структуры. Поддерживать демократических лидеров.

– Я вышла замуж за автомат. Какое отношение, хоть каким-то боком, это имеет к Ямайке?

– Устав у Конторы всего один, дорогуша. Безразмерный, но один на всех. Может, тебе следует внимательней поглядеть вокруг.

– Я гляжу. Поэтому тебе и не верю.

– Что ты имеешь в виду?

– Ничего из этой белиберды не объясняет того, что здесь происходит.

– Двенадцатого января «Уолл-стрит джорнал» назвал Народно-национальную партию Ямайки во главе с Майклом Мэнли самым бездарным из всех прозападных правительств. Февраль – «Майами геральд»: «Ямайка копает себе обрыв». Март – и Сэл Резник из «Нью-Йорк таймс» пишет, что ямайское руководство дает Кубе муштровать свой полицейский контингент и заигрывает с элементами из «Власти Черных». Июль – «Ю Эс ньюс энд уорлд репорт» сообщает, что премьер-министр Ямайки Майкл Мэнли держит курс на коммунистическую Кубу, а «Ньюсуик» заявляет, что на Ямайке находится свыше трех тысяч кубинцев. Резник…

– Боже правый, да хватит об этой болонке Сэле Резнике. Что до кубинцев, то я их здесь не вижу. Мексиканцев и венесуэльцев – да, определенно, но не кубинцев.

– Мерзавец попросил товарный кредит на сто миллионов, а затем решил, что может срать нам на голову, чокаясь в десны с коммуняками? Тогда не проси кредита, штырь тебе в сраку! Ничего, блин, не проси. И хлебало закрой насчет социализма.

– Социализм-то у него шведский.

– Шведский-фуетский… Что-то ты слишком много знаешь, дорогая.

– А ты сквернословишь как сапожник, дорогой.

– Все «измы» ведут к коммунизму.

– Это кричалка, которой тебя научили в Йеле? «Смерть коммикам»? Я давно за тобой замужем, Барри. Очень давно. И знаю тебя насквозь. Когда ты не попадаешь прямым выстрелом – то есть почти всегда, – ты норовишь обдать оппонента поносом.

– Не понял?

– Да чего тут понимать. Кое-что из этого… из того, что ты говоришь… вроде как имеет смысл. Мне кажется. Но это… нет. Нет. Или ты мне что-то недоговариваешь, или же что-то недоговаривают тебе… Боже, какая же ты штафирка. Второразрядный клерк.

– Что ты имеешь в виду под что-то?

– Нечто большее. Завязано все на экономике, это верно, и растет как снежный ком. Но мы-то здесь всего десять месяцев, Барри, а все эти твои мелкие игралки составляют от силы года три; шесть, если считать все то время в Южной Америке. Нет, здесь что-то другое. Буквально вьется в воздухе. Натуральная мистика.

– Что это, мать твою, означает?

– Даже объяснять тебе нет смысла… Стой, приехали.

Солнце всходит и присаживается в небе на корточки, как будто ему некуда податься. Хотя всего десять утра, жара уже вползает в дом. Сначала через кухню, которая ближе всего к выходу, затем в гостиную – с востока на запад, от кресла к креслу, так что когда я приседаю на тахту возле окна, то чуть не вскакиваю. Покоя так и нет. Священник на исповеди говорил, что человек вроде меня мира не знает и не узнает никогда, и я это принимаю. Но что-то насчет сегодня точит сердце по-особенному и имеет какое-то отношение к Джоси Уэйлсу. Через две недели выборы, и Джоси встречается с Питером Нэссером и Кубинцем, которого я не видел с января. Понятное дело: ЛПЯ нужна победа над страной, и ради нее они пойдут на все.

Кажется, я знаю, что это значит. Джоси затевает что-то такое, на что, им кажется, у меня не хватит сумасбродства. По-своему они правы. За семьдесят шестой год случилось многое. Да, когда тот школяр наскочил на мою пулю, что-то произошло, но, сказать по правде, я просто уже давно устал от вкуса крови. Да он мне никогда и не нравился. Прошу не путать: человека мне убить раз плюнуть, и еще больше наплевать, что его нет на свете. В некоторых частях города ребенка оставляют без надзора на улице, где он играет в клоачной жиже. А когда заболевание превращает его из младенца в сплошной вопящий, готовый лопнуть от раздутости живот, то ты не сразу, без особой спешки тащишь его в клинику, в которой все равно яблоку негде упасть, и ребенок умирает, пока ты ждешь в очереди, или же ты из жалости прикрываешь его с ночи подушкой и сидишь ждешь – получается все едино, потому как смерть самое лучшее, что ты мог для него сделать.

До выборов всего две недели, и стрельба в городе гремит каждый день. Мы с Шотта Шерифом оба заявляем, что хотим мира, но достаточно бывает всего одного выстрела, будь то «Инфорсеры» в Испанском квартале или банда «Уэнг-Гэнг», которая, по ее словам, никакого хренова договора не подписывала. Достаточно всего одного выстрела. И даже если мира хотим мы, то человеку вроде Питера Нэссера нужно, чтобы его партия победила, неважно как. Мне тоже неважно. Но откуда такой большой шум вокруг каких-то там мелких выборов в небольшой стране? Почему вдруг мы так резко взнадобились Америке? Дело тут наверняка не в территории и не в заявлении себя. Я думаю о Джоси, обо всех этих американцах, о Питере Нэссере; думаю о Копенгагене, о Восьми Проулках, о Кингстоне, обо всей Ямайке и о мире; размышляю и прикидываю, это что ж за заявление такое должно быть, которое аукается на весь свет? Что собирается делать Джоси, я знаю. Меня встряхивает до костей, отчего грейпфрутовый сок выплескивается на руку и капает на пол. Стакан тоже падает, но задевает об ногу и не разбивается. А сок вытекает и расплывается по полу медленно, как кровь.