Лев правосудия - Леена Лехтолайнен Страница 55

— Как дела у твоего бойфренда? — с широкой улыбкой продолжал он.

— О ком это вы?

— Был же этот полуэстонец, Давид Сталь. Или вы уже расстались?

— Я не обсуждаю свою личную жизнь. Ни нынешнюю, ни прежнюю.

Я повернулась, намереваясь уйти на кухню, но Рютконен внезапно вцепился в мое запястье — так же крепко, как в прихожей Лайтио.

— Ты же знаешь, я могу когда угодно вызвать тебя на Йокиниеми для беседы. Могу даже задержать по подозрению в пособничестве преступнику, объявленному в международный розыск. Если ты знаешь, где Сталь, в твоих интересах рассказать это как можно скорее. Или тебе хочется стать обвиняемой в соучастии в убийстве?

При этом он раскраснелся, от злости в его речи снова стал заметен диалект. Я вонзила ногти свободной руки в его запястье: они у меня не длинные, но Рютконен охнул от боли и выпустил меня. Дамы с соседнего столика уставились на нас с любопытством: они и не предполагали, что здесь будет такая программа развлечений. А я, хоть и играла одну из главных ролей, сама не знала, что это: фарс или трагедия.

— С какой стати ты приплел убийство? Даже не слышала ничего об этом.

— Не ври. Твой любовник объявлен в розыск за убийство некоего Карло Дольфини, труп которого он потом бросил в болото. Ты была в Италии в то же время, когда исчез Дольфини. Его жена, по слухам, уехала в Америку вслед за мужем. Возможно, она просто лежит где-то в другом болоте и ее еще не нашли.

— Зачем Сталю убивать Дольфини?

— Дольфини был человеком Гезолиана и мог бы узнать Сталя. Русская и итальянская мафии связаны сетью агентов. Теппо Лайтио слишком многое тебе доверяет, в том числе и насчет Сталя. Ему пора на пенсию, раз он уже не способен отличить негодяя от честного человека.

Сюжета нашей пьесы я не знала, но свою роль определяла сама, поэтому просто-напросто повернулась и ушла. По пути сказала Хелине, что ей надо самой позаботиться о десерте и счете для четвертого столика: я свое дело уже сделала. Правда, у Рютконена остается возможность вызвать меня на допрос и даже задержать: повод всегда можно придумать. В настоящей кутузке я еще никогда не была, но в Академии частной охраны в Куинсе нас обучали жить в камере. Я «отсидела» всего двое суток, и пусть я даже знала, что это всего лишь тренировка, у меня все равно случился приступ клаустрофобии. Рысь нельзя держать в клетке.

Поскольку на кухне мои услуги пока не требовались, я решила обновить карту памяти. Индикатор мигал красным, будто при смерти. Сделав все нужное, я хотела посмотреть, доволен ли Рютконен нашим угощением. И вздрогнула: он был не один! Напротив него за столиком появился Юрий Транков.

К счастью, Хелина в этот момент зашла на кухню забрать заказанное, я остановила ее:

— Спутник того культуриста с четвертого… Они заказывали столик на двоих?

— Твой поклонник опять пришел. — Хелина широко улыбнулась. — Свободных мест нет, поэтому я спросила, не против ли они сесть вместе. Хочешь пойти обслужить своего друга?

— Нет. Если он спросит меня, проведи его сюда. Или лучше к посту наблюдения.

Вернувшись обратно к камере, я направила объектив непосредственно на эту пару. Если Рютконен не совсем двоечник, он должен знать, кого к нему подсадили за парту.

На Транкове снова был костюм мафиози: черная тройка и темный галстук. Вид он имел бледный и явно не брился несколько дней. Бизнес Сюрьянена в Москве не складывается или у нашего художника творческий кризис? И я ощутила почти разочарование, когда он не поспешил первым делом выяснить, в ресторане ли я. Ведь наша картина еще не дописана!

Рютконен в полном спокойствии заканчивал свой обед. Хелина подошла взять заказ у Транкова и протянула Рютконену счет. Транков принялся флиртовать с девушкой, она не имела ничего против. И почему меня это так раздражало: я же сама велела официантке удержать Юрия? В это время на пост наблюдения явился Йоуни и прорычал, что ему срочно требуются измельченная петрушка и орегано; пришлось пойти на кухню. «Труд освобождает», [28]или как там это было сказано?

Я трудилась на кухне, как заключенный: загружала посудомоечную машину и драила полы. Разгибаясь с затхлой грязной тряпкой в руках, вдруг почувствовала, как кто-то прикоснулся к моему плечу, а потом чьи-то ладони накрыли мои глаза. Йоуни закричал: посторонним вход в кухню воспрещен! По запаху лосьона и виду шерстяной ткани рукава я опознала, кто нарушил запрет.

— Юрий! — Я повернулась так быстро, что Транков не успел убрать руки с моих плеч, и это было похоже на объятие. — Ты вернулся из Москвы!

— Ты рада? — Транков не улыбался, но смотрел на меня с таким выражением, которое растопило бы более слабое сердце, чем мое.

— Конечно. Когда мы продолжим наш совместный творческий труд?

— Когда тебе удобно? Ты завтра работаешь?

— К сожалению, да, но вечер воскресенья свободен. Тогда подойдет? — Я разыгрывала не меньший энтузиазм.

— В это время Сюрьянен будет дома. Могу вас познакомить. Заехать за тобой?

— Я возьму фургон и сама найду дорогу. В шесть часов устроит?

Транков кивнул и улыбнулся:

— Чтобы закончить картину, потребуется еще немало времени, но в доме есть место, ты сможешь остаться переночевать.

Похоже, художнику Транкову ничуть не мешало то обстоятельство, что в шесть часов ноябрьского вечера в Финляндии темно, хоть выколи глаз. То ли он уже закончил ту часть работы, для которой требовалось правильное освещение, то ли для него это было не важно.

Когда он ушел, Йоуни обругал меня за то, что я устраиваю свою личную жизнь на его кухне, да в придачу так размахиваю грязной тряпкой, что микробы дождем летят во все стороны. Сбежав от него на пост наблюдения, я снова просмотрела в записи совместную трапезу Транкова и Рютконена. Казалось, они едва обменялись парой слов, и больше всего Транков интересовался голубцами в своей тарелке. Улыбнулся он только Хелине, которая принесла его сотрапезнику счет, но на прощание мужчины все же обменялись рукопожатием.

Я снова попыталась обдумать сказанное Рютконеном. Рейске он говорил, что Давид — пленник белорусской мафии, а сам потом пытался узнать местонахождение Давида от меня! Шизофреник проклятый!

Лайтио не рассказал мне, что Давид был объявлен в розыск за убийство Дольфини. А ведь он должен был знать — если Рютконен не выдумал это обвинение. Скорее бы уж закончился рабочий день — мне не терпелось порыться в материалах ЦКП. А Моника все копалась, прикидывая завоз продуктов со склада и подсчитывая сегодняшнюю выручку. Кстати, дамская вечеринка принесла нам три тысячи евро, что вполне оправдало наши хлопоты с капризными клиентками.

На Юрьонкату я приняла душ, потом натянула пижаму, шерстяную рубашку и шерстяные носки, после чего под видом Лайтио зашла в сетевые архивы ЦКП. Нашла сведения о Дольфини, внесенные Рютконеном, и в них обнаружились дополнения.