Запретная книга - Джоселин Годвин Страница 55

— Что?

— Он всплыл.

— Где? — встрепенулся Гедина, нашаривая выключатель настольной лампы.

— В Венеции.

Агент полиции сообщил подробные сведения.

В иудейском таргуме Книги Бытия [46]сказано, что древние иудеи доставали этот плод украдкой, а именно: отрезали голову первенцу, мумифицировали ее в соли и специях и водружали на стену. Под язык помещали золотую пластинку с заклинаниями. Такой талисман, именовавшийся терафим, отвечал на любые вопросы о прошлом и будущем.

Лео затошнило от описания обряда. Похоже, Чезаре искренне верил в отвратительные басни. Он стал читать дальше:

И в наши дни встречаются бедные тщеславцы, кто занимается предсказаниями посредством искусства некромантии. Они не убивают собственных первенцев, но оскверняют трупы убиенных на поле брани или же в миру и пользуются древней наукой гаруспиков, гадавших на внутренностях. Столь грубые методы могут сойти для людей кровожадных, как тигры, и низких, отвратительных, словно жабы. Герой не следует этим путем, ибо Древо жизни не следует искать среди мертвых. Оно среди живых и тех, кто более, чем живой.

Лео поразился отсутствию у Чезаре моральных принципов: автору некромантия была не по душе, но не потому, что требовала человеческого трупа, а потому, что представлялась алхимику «грубым методом». Ривьера сомневался в результатах таких гаданий. Подобные практики могли без ведома гадателя создать разлом, через который придут «хаотичные и безличные» силы. «Они суть угроза душе, ибо приводят к ее разрушению и потере, к тому, что суеверные люди именуют вечным проклятием», тогда как герой должен стремиться к преображению и переходу в высшую форму, «состоянию, которое более, чем жизнь».

Опасна любая магическая практика, предупреждал Чезаре, особо выделив это предложение в манускрипте. Даже успешные магические действия могут вызвать «сыпь на коже и понос». Автор давал список лечебных трав: agrimonia, [47]lysimachia, [48]potentilla, [49]verbascum. [50]В целях общей защиты Чезаре побуждал героя перед занятиями магией произносить речь — чтобы отпугнуть «ненужных» духов — и призыв — чтобы привлечь «нужных». Подобные духи не «демоны и не ангелы, как учит думать о них церковь»; их не должно называть «Злом» или «Добром»; это духи, свободно обитающие в природе, которые могут либо помочь герою, либо ему помешать.

Поскольку разуму трудно вообразить безличные силы, Чезаре приводил проверенные временем формулы призыва и изгнания, дополняя их именами и традиционным знаком пылающей пентаграммы:

Пусть герой обратится к углам Земли и призовет их по именам четырех ветров, всем известных: «О Бореас (и прочие имена), повелеваю тебе сдержать вред и предательство во чреве своем!» Говоря так, герой должен начертить в воздухе пентакль указующим перстом правой руки: сначала провести черту вниз к левой стопе, затем от правого плеча к левому, далее — к правой стопе, потом — подняв руку над головой, провести черту вновь к левой стопе и указать себе на сердце, воображая символ пылающей пятиконечной звезды. Точно так должно поступать и с остальными ветрами.

Затем, полный решимости, герой очищается серой и солью и входит в Пещеру Меркурия.

Лео знал, что последние наставления относятся к состоянию внутренней сосредоточенности, необходимой для работы с образами. Он перешел к дыхательному упражнению, предписанному в комментарии: «Вдыхай на протяжении четырех ударов сердца или шагов. Задержи дыхание на время двух ударов и выдыхай на протяжении шести шагов». Эту последовательность необходимо было выполнить двенадцать раз, чтобы вызвать легкий эффект гипервентиляции.

Следуя указаниям Чезаре, Лео представил себе стену пещеры, закрытую усыпанной звездами черной занавеской. Рядом следовало вообразить Меркурия и, войдя в состояние идеальной сосредоточенности, попросить бога открыть вход в пещеру.

В первый раз воображение сыграло с Лео шутку: за занавеской оказался номер отеля, где Лео лежал на кровати, а обстановка комнаты была видна расплывчато, как в камере-обскуре.

Во второй раз за занавеской оказалось лицо Лео, словно отраженное в зеркале, как будто посланная энергия, отразившись, ударила в самого Лео.

Он проделал эксперимент еще несколько раз, предваряя ритуал десятью минутами дыхательных упражнений и концентрации, но безрезультатно. Лео встал с кровати и разочарованно прошелся по комнате. Учащенное дыхание и энергичная ходьба не помогли согреться. Лео выпил стакан воды. Сейчас бы горячего чаю…

Он перечитал наставления в комментариях: в них часто упоминалась фраза типа «поместить больший мир внутри меньшего», которую Лео счел типичным примером герменевтического жаргона. При более внимательном прочтении выражение напомнило указания из первой части: уроки измененного восприятия мира.

«Трудновато, — в Лео проснулся лингвист, — освоить сослагательное наклонение, не пройдя настоящего времени». Какая самонадеянность — пытаться в совершенстве освоить магический язык героев в обход подготовительных упражнений! С другой стороны, разве не обладал он «тайным огнем» желания? «И намерения мои чисты», — подстегнули остатки католического супер-эго.

Лео отвернулся от книги. Уронил голову на руки и стал вспоминать измененное представление о мирах и диаграмму, схематически изображающую голову героя, с концентрическими кругами элементов, планет и звезд.

В воображении Лео унесся в межзвездное пространство: вокруг по пересекающимся орбитам плыли, вращаясь, планеты. Полыхали красным, лиловым и зеленым бесчисленные звезды, формируя галактики, закручиваясь в спирали, собираясь в туманности и взрываясь белой пеной. Немая часть разума подсказала Лео, что это Млечный Путь. Затем, при помощи растворения и свертывания, Лео вернулся в физическую реальность, ощутил шершавость языка во рту, глаза, легкий зуд на кончике носа, тихий шелест в ушах. Когда он вернулся в пещеры разума, там ждало звездное небо. Планеты дремали, звезды светили ровно, складываясь в созвездия: Медведица, Орион, Скорпион и прочие.

Сознание продолжало то возвращаться, то улетать в глубины космоса в размеренном ритме. Лео спросил себя: «Кто этим управляет?» Может, вне макрокосма и микрокосма присутствует некто, определяющий ритм переходов, будто какой-нибудь кукловод? Безмолвный ответ нашелся моментально: «Твоя Воля». Как писал в комментарии Чезаре: «В магическом мире Воля героя предшествует знанию, и в своей свободе герой презирает Богиню обстоятельств».