Измененный - Майкл Маршалл Смит Страница 55

Опираясь на дрожащую руку, Уорнер наклоняется так, чтобы его лицо оказалось точно над ее лицом, и его слезы падают на нее.

— Будет очень больно, — обещает он.

Его голос звучит слишком невнятно, чтобы та могла разобрать слова, но по ее глазам он видит, что она поняла.

Я притормозил перед «Недвижимостью на побережье». У меня был выбор, где встать. Машины Каррен не было, но я так и не понял, радует меня это или огорчает. У меня появилась пауза, чтобы приклеить улыбку и сделать вид, будто все отлично. К тому же не придется решать прямо сейчас, что сказать, когда Каррен спросит о Стефани, а она обязательно спросит. Два часа назад я собирался изображать того делового человека, каким был всегда. Теперь же идея показалась мне смехотворной.

В конторе была Джанин — сидела за своим столом, хмуро глядя на компьютерный экран. Она аж подскочила, когда я вошел.

— Ой, — выдохнула она. — Это ты!

— А кого ты ожидала увидеть, Джанин?

Та заморгала.

— Нет, серьезно, — продолжал я. Голова шла кругом, я был зол и напуган. — К нам так часто вламываются психопаты? У тебя в ящике лежат наготове заостренные колья?

— Не понимаю.

Я перевел дух.

— Ничего страшного. Где Каррен?

— Ну, она не сказала. Пару часов назад разговаривала по телефону, а потом ушла на встречу с кем-то, так что, скорее всего…

— …встречается с клиентом, да, я понял.

Я прошел мимо Джанин, соображая, не уйти ли мне сразу же, чтобы взяться за то дело, ради которого я и приехал в «Океанские волны». Мне нет причины торчать в конторе, когда Каррен уехала на встречу неизвестно с кем и пробудет там неизвестно сколько. Когда не перед кем притворяться, жизнь кажется мрачной и странной — вечный обыденный хаос, царящий у нас в головах, — а что думает обо всем происходящем Джанин, меня нисколько не волнует. Так что же мне делать? Уйти? Не покажется ли это странным? А какая, собственно, разница? Разве Джанин заметит хоть что-нибудь? Стоит только задаться вопросом, что значит «вести себя как обычно», и тот повиснет без ответа. Я чувствовал себя неуместным и потерянным, словно в компьютерной игре — забрел куда-то в дополнительную локацию, и теперь придется потратить остаток жизни на то, чтобы выбраться отсюда, причем это никак не поможет выполнению основной миссии. В чем бы она ни состояла.

— Ты как себя чувствуешь, Билл?

Я как вкопанный встал у своего стола, по-видимому глазея на стену. Я развернулся и увидел озабоченную туповатую физиономию Джанин.

— В порядке. Просто голова раскалывается.

Это была правда, и мне стало еще хуже, когда Джанин порылась в своем ящике, отыскивая таблетки, нашла и даже настояла на том, чтобы принести мне воды из кулера. Пока она проделывала это, время тянулось, словно в кошмаре: первый бумажный стаканчик у нее смялся, второй она наполняла со сверхъестественной осторожностью, но по пути все равно расплескала примерно треть. Конечно, я мог бы протиснуться мимо нее и выскочить из конторы, но, сделав это, смогу ли я вернуться? Наконец-то вода была доставлена и с благодарностями выпита.

А потом меня что-то стукнуло.

— А почему ты вообще здесь, ведь сегодня пятница?

— Оливер повел Кайла гулять, — с гордостью пояснила она. — Прямо как в День отца. Я осталась дома и подумала: я еще столько всего не знаю о компьютерах, почему бы не пойти в контору и не позаниматься? По пятницам всегда спокойно, может, удастся что-нибудь сделать.

Я удивился. Пару дней назад я был бы даже под сильным впечатлением. Поэтому отреагировал так, как сделал бы всего два дня назад:

— Отличная мысль. Кстати, ты ведь сохраняешь все свои письма?

— Конечно. То есть некоторые теряю, но ты знаешь.

— Можешь найти то, в котором я просил тебя заказать столик в «У Джонни Бо»?

Та поглядела озабоченно. Множество задач, связанных с компьютером, заставляли Джанин выглядеть озабоченно, даже смущенно.

— Ну, возможно. А зачем?

— Хочу кое-что проверить. Ничего особенного, просто одна техническая тонкость. Можешь найти его и переслать мне обратно? На самом деле даже на мою домашнюю почту.

— Конечно. Теперь я знаю, как это делается.

— Отлично. О черт… только что вспомнил, у меня есть еще дела. Вернусь к десяти, ладно?

Меня заставили прождать у стойки двадцать минут. За это время я позвонил в больницу, чтобы справиться о здоровье Стеф, где мне сказали все то же самое, прибавив, что «брат» принес бутылку с остатками вина, которое та пила, и его отправили на исследование.

Подумав о Нике, я ощутил, как что-то шевельнулось в животе, но обрадовался, что тот исполнил мой приказ. Я понятия не имел, как вести себя дальше. Пока что это не самый главный вопрос, но в какой-то момент он обязательно возникнет. Реальная жизнь в конце концов всегда выходит на передний план. Нельзя просто сосредоточиться на работе. Можно бесконечно записывать что-то на отдельных бумажках, рассовывать их по ящикам, но рано или поздно все важное появится в великом списке неотложных дел. Вероятно, сейчас дошло до пункта «дружба Стефани и Ника». Я надеялся, что она все-таки не успела окрепнуть, и утешал себя тем, что парень проработал в журнале всего недель пять-шесть. Наверняка ничего серьезного там быть не может. Я не знал, стоит ли мне грустить, переживать или сердиться и до какой степени сам виноват в ситуации, не сумев дать Стеф что-то такое, в чем она нуждалась. Просто безобразие, что мы с такой легкостью воображаем себе идеальное, а жизнь никак не хочет этому соответствовать. Идеальный вечер, идеальные выходные, идеальный дом… Наше воображение без малейших усилий воспроизводит эти образы, мы сочиняем для себя сказки, и они всегда получаются такими красочными. А мир между тем упирается, увиливает и пробуксовывает однако мы верим, что вселенная намного больше нас, в ней таится множество скрытых чудес, поэтому мы недооцениваем то, что уже есть, пренебрегаем хорошим, надеясь на лучшее. А его может и не оказаться. Самая лучшая жизнь, на какую ты можешь надеяться, — вероятно, та, которую ты ведешь прямо сейчас. Наше многранное воображение — это просто глас искусителя, зазывный, обещающий. Вероятно, другие боги могут услышать и даровать жизнь, очень похожую на ту, о какой мечтают люди, но наш Бог не Санта-Клаус, которому можно написать письмо. Он хочет от нас уважения, потому что он Бог, а вовсе не потому, что он милый, милосердный или что-то в этом роде.

И пока я сидел в ожидании, то в некотором смысле молился, чего со мной не случалось уже целую вечность — с тех пор, когда я еще думал о себе как об Уильяме, а не о Билле. Моя мать была номинальной католичкой и молилась лишь время от времени. Я знаю, как это делается, и все. Я попытался повторить. Мне стало дурно, закружилась голова, перед мысленным взором постоянно всплывало лицо Кэсс. Я старался не думать о том, где может быть ее тело, и попытался отделаться от вопроса, кто все это мог совершить.