Смерть, какую ты заслужил - Дэвид Боукер Страница 56

– Ты хочешь сказать, что даже не знаешь, мать твою? – не унимался Пономарь.

– Они, вероятно, мертвы, Малькольм. Точно я не знаю. Могу сказать лишь, что все трое вошли в дом, но ни один не вернулся.

– Даже Куколка?

– Даже Куколка.

– А ты почему за ними не пошел? Шеф горько улыбнулся.

– Так... Подумал, что больше нужен тебе живым.

– Не льсти себе. Никчемная ты пустышка!

Шеф отпил бренди. Потом откинул голову и закрыл глаза, смакуя облегчение, когда алкоголь заставил быстрее бежать по жилам кровь.

– У меня только что была гребаная уголовка. Вынюхивали, куда делся тот дрянной исусик, который сдал Билли Дайя.

Шеф открыл глаза.

– Кто на нас настучал? Пономарь пожал плечами.

– Вероятно, тот хренов пакисташка, которого ты нанял, черт побери, без моего разрешения.

– Да, я его нанял. – Залпом допив бренди, Шеф встал налить еще. – У меня выбора не было, Малькольм. Никого больше не осталось. Злыдень всех перебил.

Шеф вернулся в свое кресло. Пройдя через комнату, Пономарь завис прямо над ним.

– И почему так вышло? Если спросишь меня, кебабный ты член, это твоя вина. Ты ведь нанял Злыдня, вот почему у меня больше нет фирмы и в спину мне дышат хреновы шпики.

– Исусика убил Куколка. А его нанял ты. Не я. Этот псих с пустым взглядом мне никогда не нравился.

Пономарь швырнул в голову Шефа бутылкой. Шеф уклонился, и бутылка разбилась о стену, оставив непристойный бурый потек.

– Не смей мне противоречить, мать твою! – взревел Пономарь. – Это ты во всем виноват!

Пономарь подождал ответной атаки, а когда увидел, что Шеф не собирается давать сдачи, начал расслабляться. Его голос зазвучал душевно, почти по-дружески.

– Найму настоящих ребят. Плевать, во что они обойдутся. Команду крутых профессионалов. Они преуспеют там, где ты провалился.

– Почему бы просто не взглянуть в лицо фактам, Малькольм? Все кончено. Он нас побил.

– Тебя, может быть.

Во вздохе Шефа заключались вся усталость, все разочарование его жизни.

– Понимаешь? – продолжал Пономарь. – Вот в чем разница между нами. Ты бросаешь на полпути, а я никогда не сдаюсь. Вот почему я номер один. А ты номер два.

В душе Шеф знал, что если Злыдня просто оставить в покое, он не будет тратить больше сил на «Пономарчиков». А вот если Пономарь и дальше будет сердить этого типа, никто не может считать себя в безопасности. Ни сам Шеф, ни его семья.

Повернувшись спиной к Шефу, Пономарь подошел к фотографии на дальней стене. На ней было изображено семейство Пономарей на пляже в Саутпорте в начале шестидесятых. Мистер и миссис Пономарь сидели в шезлонгах. Юный Малькольм и его сестренка прикорнули у ног родителей, до ушей улыбаясь в камеру. Даже в восемь лет титьки у Малькольма были больше, чем у его матери.

Шеф не мигая следил за Пономарем. Одно веко у него чуть подрагивало. В остальном ничто не выдавало нараставшего в нем напряжения.

– Я Малькольм Пономарь. – Пономарь открыл шкатулку на каминной полке и достал оттуда «Монтекристо №2». Сунув сигару между бледных губ, он повернулся и ухмыльнулся в лицо Шефу. – Мое имя знают в Лас-Вегасе, в Майами, да где угодно, черт побери. А тебя? Да про тебя даже в Олдхеме не слышали.

Четырнадцать лет назад никто Шефа не оскорблял. Никто не посмел бы. Когда же он примкнул к Пономарю, все переменилось. Что ни день – постоянный поток оскорблений. «Жиртрест, лентяй, ком малафьи, верблюжья лепешка». Шеф сносил от Малькольма Пономаря больше, чем от кого бы то ни было.

– Как по-твоему, с кем ты разговариваешь, Малькольм? Все, кто знает тебя, знают меня. Мы вместе построили эту организацию. Или ты забыл?

– Заткни хренову варежку и дай мне прикурить. Недоумок.

Шеф достал из кармана зажигалку. Небрежным движением большого пальца он чиркнул колесиком «Зиппо» и поднес возникший огонек к сигаре Пономаря. Пономарь начал втягивать воздух, раскуривая. Без малейшего предупреждения Шеф сдвинул зажигалку и поджег Пономарю волосы. Поначалу Пономарь даже не понял, что происходит. Потом грязно выругался и затанцевал на месте, хлопая себя по голове.

– Что ты делаешь, черт побери?!

Плавным движением Шеф выплеснул свой бренди на рубашку Пономаря и поджег расползающееся пятно. Заплясали новые язычки пламени. Потушив волосы, Пономарь пытался теперь сорвать рубашку. И пока он дергал за пуговицы, занялись брюки. Отчаянно визжа, Пономарь бросился на пол и стал кататься в надежде себя потушить.

Спокойно сунув руку в карман, Шеф достал емкость с жидкостью для зажигалок, которую берег для особого случая. Открыв крышку, он вылил содержимое на первого человека в Манчестере. Огонь занялся всерьез. Пономарь кричал и бился, превращаясь в пылающее месиво. От него валил черный дым.

Ляпсус успел лишь к развязке: Пономарь уже не шевелился, а Шеф тушил язычки пламени на ковре при помощи сифона с содовой. В комнате воняло паленым салом. Ляпсус сперва уставился на почерневшее маслянистое тело, потом поднял неуверенный взгляд на Шефа.

– Что тут стряслось?

Когда Шеф повернулся, в руке у него блеснул пистолет.

– Самовозгорание.

Словно опровергая этот приговор, горящее тело дернулось и застонало. Прицелившись из «смит-и-вессона» в голову Пономарю, Шеф выстрелил. Хватило одной пули, чтобы стон замер. На Ляпсуса это произвело большое впечатление.

– Вот дерьмо.

– Именно этим он и является, – спокойно ответил Шеф, – и чтобы избавиться от тела, понадобится четыре крепких парня. Позаботься.

Следующие слова Ляпсус подбирал тщательно.

– Еще что-нибудь, босс?— спросил он. Шеф на мгновение задумался.

– Нет. – Он опустился в свое кресло – устало, но с облегчением. – Пока все.

Пока Злыдень спал, Билли сходил в Олдерли за едой, парацетамолом и бренди. По дороге из супермаркета он нашел телефонную будку и попытался позвонить Никки, но нарвался на ее маму, которой никогда не нравился.

– Ах это ты, – сказала она. – А я-то думала, когда ты позвонишь.

Подавив искушение наговорить гадостей старой карге, Билли попросил позвать Никки.

– Только что вышла.

Облегчение прошило его, как разряд тока.

– Когда? Только что?

– Пять минут назад. Только в магазин забежит.

– У нее все в порядке? У нее правда все в порядке? Мать Никки неодобрительно фыркнула.

– Насколько возможно, когда ты на восьмом месяце беременности и тебя бросили.