«Гудлайф», или Идеальное похищение - Кит Скрибнер Страница 56

— Тс-с-с! Хватит.

— Нужен священник. Я должен…

— Просто дышите глубже.

— Отец Райан, в храме Святого Фомы. Вы можете ему доверять.

— Дышите поглубже.

— Я сделаю так, что он ни одной душе не скажет.

— Вы же понимаете — мы не можем.

— И еще… Я был совсем мальчишкой, в колледже. Все мое будущее… — Стона взглянул на женщину. — Прости мне, Отче, ибо я грешил, — начал он и вдруг исчез под черной прорезиненной тканью, неожиданно протянувшейся над ящиком. Раздался какой-то хлюпающий звук, словно кто-то шлепал по грязи в резиновых сапогах. Стона провалился куда-то, где его кожа не могла дышать. Он однажды читал, что на Хеллоуин какая-то девочка умерла, потому что ее покрасили с головы до пят серебряной краской. Кожные поры были закупорены. Она задохнулась. Это был костюм рыбы.

— Мистер Браун, как вы? Мистер Браун!

Ему не хватало воздуха. Хлюпающий звук шлепающих по грязи сапог становился все громче. Стона старался побороть приступ морской болезни, раскачивавшей его голову, вгонявшей его в сон. Впервые он осознал, что сон может означать смерть. Он заглатывал сгустившийся воздух. Нет, он не умрет. Он не будет проклят за то, что унес свои грехи с собой в могилу. Заставив себя держать глаза открытыми, он наблюдал за женщиной: черная маска, зеленовато-голубые глаза, выступающие ключицы, комбинезон спущен с плеч до талии. Изящными длинными пальцами женщина нащупала крохотную дырочку в промежности комбинезона. Потянула за сморщенную нитку, но нитка не оборвалась, она тянулась и тянулась. Стона все смотрел, а шов распоролся, широко раскрылся, обнажив ее естество, сочное, влажное, и оттуда выскользнула рыбка величиной не больше его ладони. Рыбка забилась на бетонном полу, следом за ней вылилось целое ведро морской воды. Он следил за тем, как рыбка бьется о бетон. Ее глаза пристально глядели на него, жабры жадно ловили воздух.

* * *

Тео растянулся на спине на диване — голова опирается на один подлокотник, ноги в носках задраны на другой. Ему было слышно, как у заднего крыльца отец постукивает по ступенькам, тычет в них чем-то — все еще ведет речь о том, чтобы их заменить. Тео пересчитал пачку однодолларовых купюр — семнадцать баксов в этом чертовом петрохимовском зажиме. Он тщательно протер зажим подолом рубашки — это же сувенир. Пятидесятки убрал в свой собственный бумажник. Тео чувствовал себя последним подонком из-за того, что взял эти деньги, но сегодня вечером им нужно обеспечить себе дополнительные меры безопасности. Вообще-то он подозревал, что у Коллин в загашнике всегда имеется пара сотен баксов.

— Ау! Dios mió! [54]Жара как в жаровне! — Тиффани вышла из своей комнаты, вытаскивая что-то из бумажного пакета. — Глянь-ка, что я для дедули купила.

Тео незаметно сунул доллары в грудной карман.

— Эта штуковина — одна из самых симпатичных и ни к чему не пригодных деревянных скульптур в абстрактном стиле, какие мне когда-либо приходилось видеть.

— Это — валик для ног. Массажер.

— Разумеется, как раз это твоему дедуле больше всего подходит. Вполне в его духе, — заметил Тео. — Уверен, он только об этом и мечтает. Ты в самую точку попала.

— Во всяком случае, у него более широкий взгляд на вещи, чем у большинства живущих в нашем доме.

— Могу поспорить, он с тобой и разведением конопли на ферме займется.

Тиффани принялась катать ногой массажер, а в это время сверху спустилась Коллин.

— Нам надо дела делать, прелесть моя, — произнес Тео.

Сегодня утром, пока Коллин занималась Брауном, он прилепил записку под полкой в телефонной будке в Метьюхене, потом снял брезент с лодки и дал мотору несколько минут поработать вхолостую. Две недели назад, чтобы арендовать эту лодку, он заложил их обручальные кольца, а матери, когда она заметила, что колец нет, сказал, что отдал их почистить. Может быть, он выкупит кольца из заклада, чтобы сохранить их на память, но то новое кольцо, которое он собирается надеть на палец Коллин… Тео знал — она зарыдает.

— Солнышко, — обратилась Коллин к дочери, — ты хоть что-нибудь ела?

— На нижней стороне ступни — семнадцать миллионов нервных окончаний, — сказала Тиффани, — каждое из которых непосредственно связано с каждым отдельным органом или мускулом нашего тела. Включая и легкие. Стимулируя кровяной поток. Я собираюсь приучать деда к более глобальному подходу к жизни.

Тео размышлял над вопросом, усвоил ли Джексон значение цифры восемнадцать с половиной миллионов — суммы самого крупного штрафа за экологические преступления из всех, когда-либо выплаченных корпорациями США. Кажется, такой штраф был выплачен «Ассоциацией Карбид». Тео точно не помнил.

— Мы собираемся праздновать день рождения дедули с пяти до восьми, — сказала Тиффани, — а потом…

— Пир на весь мир! — сказал Тео. Ему надо было снова залучить Коллин на свою сторону.

— …а потом заедем за Эрикой. Если только мы будем там примерно…

— Problemo! — возразил Тео. — Mucho! [55]

— Мам, ты же обещала! — Лицо Тиффани из бледного моментально сделалось красным.

— Не смей так разговаривать с матерью! — сказал Тео. — У нас очень важный деловой обед в яхт-клубе сегодня вечером.

Но тут вмешалась Коллин:

— Может быть, мы что-нибудь придумаем.

Господи, ему всего-навсего хотелось оставить немного времени, чтобы спокойно подумать над тем, как пройдет конец этого дня, представить себе все воочию, как это делают горнолыжники перед спуском, а ему опять устраивают ситуацию.

— Придется родителям Эрики…

— Нет! — крикнула Тиффани, и тут отец Тео, шаркая подошвами, вошел в комнату. — Эй, новорожденный! — Тиффани мгновенно сунула массажер обратно в пакет, лицо ее расплылось в улыбке. Тео не мог не отметить, что она гораздо нежнее с дедом, чем с ним.

— Коллин, тебе надо переодеться, нам скоро уходить, — сказал Тео.

— Я хорошо все осмотрел под крыльцом, — сказал Малкольм. — Я мог бы укрепить косоуры на какое-то время обрезками фанеры от того ящика, что ты сделал. Ты не обратил внимания, у нас в сарае нет куска пропитанной, два на четыре? Мне бы подошел двенадцатидюймовый. — Малкольм закашлялся.

— Коллин, а тебе бы подошел двенадцатидюймовый, а? — пошутил Тео.

Коллин повернулась к дочери:

— Может, нам удастся все так устроить, чтобы вас с Эрикой подвезти.

Малкольм все кашлял сухим отрывистым кашлем.

— Тебе бы подошел двенадцати дюймов?..

— А ты еще раз это скажи, пап, может, тогда станет смешно. — Тиффани вскочила и, бросившись к деду, принялась растирать ему спину. Потом помогла ему сесть в кресло. — Мам, — спросила она, — как это ты собираешься все устроить?