Обстоятельства гибели - Патрисия Корнуэлл Страница 57

Кокаин, кристаллический метамфетамин, ЛСД — ничего из того, что могло проникнуть в мою кровь мгновенно и трансдермально, к моему случаю, надеюсь, отношения не имеет. Но с другой стороны, откуда мне знать, что чувствует принимающий их человек? Чаще всего на пластырь наносят какой-то опиоид, вроде фентанила, но даже сильный болеутоляющий препарат не вызвал бы такой реакции. И опять же, откуда мне знать? Мне никогда не вводили фентанил. Люди реагируют на лекарства по-разному, к тому же бесконтрольные препараты могут быть загрязнены, а дозы их значительно разниться.

— Нет, правда. — Бентон снова дотрагивается до меня. — Как себя чувствуешь? Ты точно в порядке?

— Не знаю, что это было, но все прошло. Иначе я не стала бы работать. Ты со мной? В секционную?

— Выпивка. — Он возвращается к Лайаму Зальцу. — Человек случайно сталкивается с тобой на Си-эн-эн и предлагает выпить с ним в полночь. Разве это нормально?

— Даже не знаю. Но польщенной я себя точно не почувствовала.

— Он пользуется не меньшим успехом у женщин, чем некоторые политики, чьи имена мы не будем называть. Как это теперь называется? Сексуальная аддикция?

— Тебе такое не грозит.

Мы проходим мимо рентген-кабинета. Дверь закрыта, красный свет выключен — сканер не работает. На нижнем уровне пустынно и тихо. Интересно, где Марино? Может быть, с Анной.

— После того случая у него были с тобой какие-то контакты? Сколько времени прошло? Года два? — спрашивает Бентон. — Или, может быть, он контактировал с кем-то из твоих соотечественников? В центре Уолтера Рида или в Довере?

— Со мной — нет. Насчет других не знаю. Но среди тех, кто так или иначе связан с Вооруженными силами, у доктора Зальца поклонников нет. Его не считают патриотом, и это несправедливо, если проанализировать, что он на самом деле говорит.

— Проблема в том, что никто уже не понимает, что говорят другие. Люди ведь не желают слушать. Зальц не коммунист. Не террорист. Родину не предавал. Он просто не знает, как умерить свой энтузиазм и поменьше болтать. Но правительству Зальц неинтересен. По крайней мере, раньше не был.

— И вдруг стал интересен. — Я предвосхищаю следующие слова Бентона.

— В Уайтхолле его вчера не было. Даже в Лондоне не было. — Бентон сообщает об этом лишь теперь, воспользовавшись паузой, возникшей перед закрытыми стальными дверьми секционного отделения. — Ты ведь не успела заглянуть в Интернет, пока ломала голову над тем, что там Джек написал на листочке. — В его тоне угадывается что-то еще. Нотка враждебности, направленной не на меня, но на Филдинга.

— Откуда ты знаешь, где был и где не был Лайам Зальц? — спрашиваю я, думая о том, что Бентон упомянул вскользь наверху. Говоря о происшествии в Нортон’с-Вудс и ВИП-свадьбе, он сказал, что там находились охранники, агенты под прикрытием. Жаль, я была тогда не в том состоянии, чтобы обратить должное внимание на его слова.

— Свою программную речь он донес до слушателей через спутник. Публика в Уайтхолле встретила его обращение тепло. — Бентон говорит так, словно сам там присутствовал. — Но у него возникли какие-то семейные проблемы, так что ему пришлось уехать.

Я думаю о человеке, лежащем за этими стальными дверьми. Его часы в момент смерти, возможно, показывали британское время. В его квартире стоял робот РЭБП, тот самый, против которого выступали мы с Лайамом Зальцем, убеждая власти отказаться от его использования.

— Джек поэтому искал его вчера утром? Поэтому заглядывал в КИОС или куда там еще? — спрашиваю я, открывая дверь.

— Мне вот интересно, как это было. То ли он, получив звонок, заглянул в Интернет, то ли уже знал, что Зальц уже в Кембридже, — отвечает Бентон. — У меня вообще много вопросов. Надеюсь, скоро будут и ответы. Точно я знаю только то, что доктор Зальц присутствовал здесь на свадьбе. Замуж выходила дочь его нынешней супруги, биологический отец которой не смог исполнить свои обязанности, потому что слег со свиным гриппом.

— Я посылала вам сообщение, — говорит Анна. Она уже переоделась и работает на компьютере, заключенном в водонепроницаемый стальной чехол, с клавиатурой на подставке, позволяющей печатать стоя. За спиной у нее, на секционном столе № 1, сияющем теперь чистотой, лежит человек из Нортон’с-Вудс.

— Извините, — рассеянно говорю я, думая о Лайаме Зальце. Что могло связывать его с этим мертвецом, кроме роботов? — Мой телефон в кабинете, а меня там не было. — Спрашивая, я поворачиваюсь к Бентону: — У него есть другие дети?

— Он сейчас в отеле «Чарльз». И к нему уже поехали — поговорить. Что касается детей — да, есть. И свои, и приемные от многочисленных браков.

— Я только хотела сообщить вам, что, на мой взгляд, лучше не загружать сканы и не пересылать их сюда, — продолжает Анна. — Мы ведь не знаем, с чем имеем дело, вот я и подумала, что осторожность лишней не будет. Если собираетесь остаться, придется что-нибудь накинуть. — Это уже Бентону. — Не представляю, что с ним сделали, но сигнализация не сработала. По крайней мере, не радиоактивный. То есть то, что в него попало, не радиоактивное.

— Полагаю, в госпитале все было тихо. Прошло без инцидентов? — интересуется Бентон. — Но я оставаться не собираюсь.

— Охрана помогла. И встретили, и проводили, а больше мы никого не видели — ни пациентов, ни служащих.

— Что-нибудь обнаружили? — спрашиваю я.

— Микрочастицы металла. — Защищенные перчатками пальцы Анны пробегают по клавиатуре и кликают «мышкой». И клавиатура, и «мышка» покрыты промышленным силиконом. Здесь, в секционной, следов неряшливости не видно: в мойке вода и большая губка, на доске сияют аккуратно разложенные хирургические инструменты, на полке — точильный брусок, которого не было раньше, в углу — швабра.

— Поразительно, — говорю я, оглядываясь.

— Олли постарался, — кивает, кликая «мышкой», Анна. — Я позвонила, он приехал и навел порядок.

— Шутишь.

— Мы ведь и сами старались, чтобы все было как надо. Но Джек — он работал на вашем месте — дал понять, что нам лучше не вмешиваться.

— Как же так получилось, что компьютерная томография не показала присутствия металла? — Бентон смотрит на экран, где открываются файлы, созданные в лаборатории нейровизуализации.

— По-видимому, частицы очень малы, — объясняю я. — Пороговый размер для томографа — пять десятых миллиметра. Если частица меньше, аппарат ее уже не обнаружит. Вот почему мы решили провести магнитно-резонансное сканирование. И по-видимому, не зря.

— Будь он жив, возможно, ничего бы и не получилось. — Анна открывает очередной файл. — Присутствие ферромагнетика в живом организме опасно, поскольку он может перемещаться. Как металлическая стружка в глазу. Человек может и не знать, что она там есть, пока не попадет на МРВ. Чаще всего так и бывает. Или взять пирсинг, про который тоже обычно не говорят. Или, не дай бог, кардиостимулятор. А ведь металл не только перемещается, но и нагревается.