Смерть с отсрочкой - Крис Хаслэм Страница 58

— Как думаешь, долго мы протянем с этим самым Коббом?

Сидней пожал плечами.

— По-моему, он убьет нас обоих. Его тоже. — Кройц коротко кивнул на цыгана.

— Зачем?

— Да брось. Понимаешь, конечно, что дело нелегальное.

Сидней взглянул на далекие огни.

— Не понимаю, о чем вы, — пробормотал он.

Кройц рассмеялся:

— Поверь, Кобб такой преданности не заслуживает. Думаешь, мы везем этого идиота к Орлову?

— Так мне было сказано.

Кройц отломил кусочек хлеба, начал медленно жевать, глядя в землю.

— И я был таким же, как ты, — сказал он наконец. — Наивным, верным, храбрым. Понадобились фашисты, чтобы вколотить в меня чуточку разумения, только они за каждый подарок вдвойне отобрали. Оставь свою наивность и верность, Сидней, и я взамен скажу тебе умную вещь. Цыган до Валенсии никогда не доедет. Кобб действует по какому-то личному плану. Нас использует.

— Я только выполняю приказы, — заявил Сидней.

— Прекрасно. Скажи это Орлову, прежде чем он пристрелит тебя за предательство. Надеюсь, будешь так же храбро держаться, когда тебе пустят пулю в затылок на заднем дворе.

Сидней почуял, как вспыхнули щеки. Он не был уверен, что сумеет солгать Кройцу.

Немец пристально вглядывался в его лицо, механически жуя.

— Как по-твоему, зачем мы взяли Виллафранку?

Сидней сощурился. Знает ли Кройц про золото, и если знает, то знает ли Кобб, что он знает? Доверил ли Кобб ему тайну? Может быть, это просто проверка? Он сбросил со склона камешек, провел языком по зубам.

— Не знаю. И не интересуюсь, — ответил он. — Просто делаю, что сказано.

— Значит, пойдешь за ним на смерть?

— Надеюсь, что нет.

— Даже если он действует незаконно?

Сидней поднял брови и хмыкнул — коротко резко всхрапнул, выражая язвительное удивление.

— При чем тут вообще законность? Мы убили в Теруэле своих союзников ради спасения человека, который по любым меркам не кто иной, как обыкновенный преступник.

Кройц улыбнулся:

— Вот именно. Покажите мне письменные приказы на подобную акцию, которые что-нибудь стоили бы в трибунале.

Сидней затряс головой:

— Слушайте, Кройц, не спрашивайте у меня объяснений. Кобб дал указания, я выполняю. Без всяких вопросов.

— Знаешь, что было в Мадриде?

— При чем тут это?

— Просто ты должен знать.

— Что?

— При попытке нападения была захвачена вся команда Кобба. Двое погибли в перестрелке, причем им еще посчастливилось. Остальных увезли допрашивать в Саламанку. Говорят, еще двое скончались при этом, остальных удушили гарротой. Один Кобб уцелел.

Сидней взглянул в глаза Кройцу:

— Что?

— Что слышишь. Ни больше ни меньше.

— Нам надо идти.

— А если мне придется снять Кобба с командирской должности, можно на твою поддержку рассчитывать?

— Вот что вы планируете!

Кройц бросил хлебную корку и встал.

— Ничего не планирую. Просто стараюсь исполнять свой долг точно так же, как ты. — Он положил тяжелую руку на плечо Сиднея. — Надеюсь, смогу на тебя положиться в случае необходимости.

— Почему я должен вам верить?

— Почему я тебе должен верить? — ответил Кройц вопросом на вопрос. — Почему мы должны верить Коббу? Он уже обманул нас обоих, и, по-моему, было бы предусмотрительно одинаково ему верить. — Он стряхнул с колен крошки. — Решай сам за себя, но на твоем месте, мальчик, я предпочел бы благоразумие.

Когда они добрались до фургона, Кобб обливался потом, расхаживая взад-вперед по обочине, ероша намазанные бриллиантином волосы, нервно пыхтя окурком сигары.

— Не знал, что вы потащитесь через хренов Толедо, — просипел он, подталкивая Виллафранку к задней дверце фургона с нервирующим изображением улыбавшейся свиньи в костюме мясника. Там снял с него наручники, улыбнулся благодарному пленнику, продел их в стальное кольцо в стенке и вновь защелкнул на запястьях.

Виллафранка удивленно расстроился.

— А ты как думал? — спросил Кобб, вытащил из кармана карту, развернул перед пленником. — Говори где.

— Я уже говорил, когда считал вас друзьями.

— Угу… помню, я спрашивал, когда считал тебя умным. Теперь снова скажи. — Кобб провел пальцем по карте. — Селла… Селадас… По дороге точно можно проехать?

Цыган с гордым презрением отвернулся.

Кобб хлестнул его по щеке.

— Дорога проезжая?

Виллафранка кивнул.

— Хорошо. Альфамбра, Эскорихуэла, к югу на Седрильяс, к востоку до Вилларойя и Фортунете, вот до этой дорожной развязки. Куда она нас приведет? — Он положил ладонь на карту.

Виллафранка понял зачем.

— К повороту на дорогу в Вилларлуэнго.

— Молись, ангелок, чтоб так оно и было. — Кобб снова забил кляп в рот цыгана и обратился к своим: — Вас кто-нибудь видел?

— Разумеется, нет, — вздохнул Кройц.

— Едем тогда. Уже час потеряли. Малыш, сядь сзади с арестованным. — Кобб влез в кабину, запустил мотор.

В кузове было темнее ночи, пахло кровью и шерстью. Сидней сидел над задним мостом, морщась на каждом ухабе и кочке, чувствуя на лице испытующий взгляд Виллафранки. В отличие от Луиса Аранхука хитрый цыган смотрел в лицо Смерти с бравадой матадора и пренебрежительным любопытством, приплясывал в ее тени, поглядывая одним глазом на зрителей, а другим на дверь. Виллафранка давно разметил границы, в которых еще оставалась возможность спасения, и воспринимал свое положение с подчеркнутым пониманием как своего рода аттракцион. Сидней его лица не видел, но знал — гад ему ухмыляется с другой стороны. Снеси ему башку, а он, на манер деревенского петуха, все равно будет пытаться бежать. Он гадал, о чем беседуют в кабине Кройц с Коббом, осознавая, что вполне мог стать таким же пленником, как Виллафранка, хоть и гораздо менее ценным.

Два часа назад казалось, что на всем белом свете можно доверять только Коббу. Теперь он никому не верил и боялся столь полного одиночества. Смерти тоже боялся — не последствий, а процесса. Он рос и взрослел, постоянно думая о медленной смерти отца, истекавшего кровью в очереди перед дверью руанского госпиталя, воображал смертный холод, постепенно охватывавший немевшее тело, жуткую ледяную хватку Смерти, сожаления о непрожитой жизни. Понял теперь, что реальность гораздо, гораздо страшнее. La Muerte [81]высылает вперед La Soledad, [82]которое расчищает путь, чтобы жертва ничего не видела, кроме нее. Вспомнилось ненавистное необъяснимое отвращение к павшим товарищам, смертельно раненным в Хараме. Джо чуял отчуждение и омерзение, которого не мог скрыть Сидней, глядя на проклятом горном склоне на истекавшего кровью друга. А ему самому суждено погибнуть в одиночестве, с запятнанной репутацией и с живой душой, уничтожаемой La Soledad. Кажется, Виллафранка дружен с одиночеством, и Сидней, внезапно не выдержав тяжких мыслей, протянул руку и выдернул платок изо рта грабителя.