«Гудлайф», или Идеальное похищение - Кит Скрибнер Страница 59

На переднем сиденье, под горячими ударами ветра, Стона погрузил руки в пополневший живот Нанни, восхитительно мягкий и просторный, кожа на нем — в шелковистых морщинках. Он гладил темно-каштановые волоски, всползающие к продолговатому, опавшему пупку. Сжал руками ее ребра, словно хотел поднять ее над головой и дать ей взлететь к небесам. Ведя ладони вверх по ее телу, он проник под мягкую набивку в чашечке бюстгальтера и прижал руку к шраму. Он нажимал ладонью на шрам, пока не почувствовал, как бьется ее сердце, пока не ощутил ее фантомную боль, привидением всползающую вверх по его руке все дальше и выше — к плечу, к самому его сердцу. Вдруг эта боль стала расходиться лучами, словно взорвавшаяся звезда. А в запертом ящике зной навалился на Стону всей своей плотной тяжестью.

Руки мясника, загрубевшие и шершавые от мозолей, словно пемза, ловко проникли к нему под ребра и стали сжимать, душить его сердце. В этих холодных сильных руках его сердце было как старый злобный петух, пытавшийся вырваться на свободу: он бил мощными крыльями, рвал клювом толстую кожу на руках мясника, отрывая и отшвыривая обрывки плоти, пока его собственная кровь не смешалась с кровью, льющейся с этих рук. Одно крыло было сломано, оторвано от тела. Ломались ребра. Полости и каналы в сердце Стоны сплющивались. Рука добралась до горла петуха, сжала его и резко дернула.

Стона коснулся щек Нанни кончиками пальцев. Теперь она стояла рядом с его машиной перед виллой на скалах Прайано. Она махала ему рукой, когда он двинулся прочь. Он еще чувствовал прикосновение ее губ на своих губах и неловко оборачивался, вытягивая шею, чтобы видеть, как она становится все меньше и меньше. Рыба била хвостом о заднее сиденье — Стона забрал ее с собой, — и он стал смотреть вперед и сжал руками оставленный было руль, мчась вниз по дороге к лесу. Фары бросали овалы яркого света на асфальт и на мощные стволы кленов, толпившихся по сторонам сужающейся дороги; повороты становились все резче, педаль газа была вжата в пол до предела, и, когда погасли фары, шины заскользили по склону в черноту.

Они обещали — он вернется домой сегодня вечером. Но Нанни не могла терпеть так долго. Ей казалось — она разучилась дышать. Она не могла справиться с руками. И куда подевалась Джейн? Джейн говорила, они с Джо собираются на прогулку, вдохнуть глоток свежего воздуха. Нанни тоже хотела бы прогуляться, но надо было много сделать по дому — все как следует вычистить к приходу Стоны. Он любит, чтобы дома было все чисто и прибрано, а Джо увел Джейн прогуляться, подышать свежим воздухом, а только кухню отчистить — полдня уйдет.

Три переполненные пепельницы громоздились на разделочной доске. Бутылка лимонной водки «Абсолют Цитрон» стояла на кухонной стойке. Так что Джо нуждался не только в глотке свежего воздуха, но и в глотке любимого напитка. «Не трудись убирать бутылку на место, Джо. Стона сам это сделает, когда вернется. Хочешь, он нальет тебе еще? Не вставай». Стона любит, чтобы вещи были на своих местах — «уложены в трюм» — морская душа! Это же его дом. Разве это такая уж невыполнимая просьба?

И почему Виктор еще не приехал? Он из Сеула прилетел в Гонконг. А оттуда собирался вылететь вечерним рейсом. Думается, он должен был бы приехать сюда сто лет назад. Но он же вечно на работе, совсем как его отец.

Крышка на банке с майонезом прикручена так, что майонез вылез по краям и запачкал банку. Нанни закрутила крышку, ополоснула банку, и в этот момент зазвонил телефон. Звонок ее напугал. Банка выскользнула из рук и разбрызгалась в эмалированной раковине. Нанни бросилась в комнату, но Джексон повернулся к ней спиной. Брэдфорд Росс отрицательно покачал головой.

— Нет, — сказал Джексон в трубку. — Мне нужно, чтобы людей сняли с дела Роббинса, всех до одного. Наше — первостепенной важности.

Джексон уже вешал трубку, когда в дом вошел Дейв Томкинс и прямо направился к Брэдфорду Россу. Помнит ли Брэд такого-то человека, который работал в охране «Петрохима» в восьмидесятые годы? Брэд сказал, что не уверен, но немедленно велит переслать Дейву досье этого человека и его фотографию.

Вода лилась в раковину, молочного цвета жижа бурлила вокруг осколков стекла, уцелевшая верхушка банки, с крышкой и желтым ярлыком, косо торчала из горки майонеза. Нанни принялась вытаскивать осколки один за другим, но ведь у нее нет на это времени! Слишком много надо сделать. Сменить простыни. Повесить свежие полотенца в ванных. Нельзя же, чтобы Стона вернулся в дом, где все вверх дном перевернуто!

В самом низу лестницы Нанни увидела переброшенный через перила плащ Джо. Может, Джо решит сегодня переехать к ним? Может, он захочет спать в главной спальне до тех пор, пока Стона не вернется? Может, он захочет заступить на место главы семьи? Пустышка Джо. Уже в третью их встречу он завел со Стоной разговор о том, какое определение греха предлагает церковь. Как будто его на самом деле интересовало, как Стона понимает такие вещи. Стона и Нанни пригласили их с Джейн на поздний завтрак после мессы. И как только Стона сделал какой-то промах — а это была самая тривиальная беседа за бельгийскими вафлями с киви, — Джо стал атаковать его, опровергая пункт за пунктом. Адвокатишка паршивый. Балаболка. Заносчивый и наглый. «Бред сивой кобылы», — то и дело повторял Джо за завтраком в клубе после мессы, беседуя с родителями девушки, на которой собирался жениться.

А в нынешнее воскресенье, впервые за много лет, Нанни пропустила мессу.

Хлопая дверьми, она прошла в спальню и, словно лбом о стену, ударилась о зловоние. Она металась по комнате, принюхиваясь, бросилась в ванную, потом к корзине с бельем. Вытащила все ящики из туалетного столика. Понюхала под кроватью и под тумбочкой мужа и наконец вытащила ящик его тумбочки: зловоние вырвалось наружу — ростбиф с хреном на тарелке из ее свадебного сервиза, двое суток протухавший в этой невозможной жаре: несло падалью. Спотыкаясь, Нанни поспешила в ванную, но не успела дойти: ее вырвало в подставленные ковшиком ладони.

Засовывая ключ в скважину, Тео бросил взгляд на часы: 4.55. Через пять часов они получат деньги, через шесть отпустят Брауна. Тео охватило чувство чисто физического наслаждения, вроде он, стоя на солнышке на самом краю утеса, справляет малую нужду.

Он закатил дверь наверх, и обоих поразило то, каким зловонием и зноем несет из бокса.

Ни он, ни Коллин войти в бокс не смогли.

— Он, видно, в штаны наложил, — сказал Тео. — Бедняга. — Тео закатил дверь повыше, чтобы дать свежему воздуху проникнуть в бокс. — Я же говорил тебе — не надо давать ему «Эншуэ».

Он осмотрел ряд складов справа и слева от них. Никого вблизи не было.

— Останься здесь, вдруг кто-то появится в конце ряда, — сказал он Коллин. «Мерседес» загораживал их бокс, так что ничего нельзя было увидеть, если не подойти прямо ко входу.

Вывертывая замок из петель на ящике, Тео дышал носом, стараясь делать совсем неглубокие вдохи. Отвернувшись, откинул крышку. Вонь выплеснулась наружу, он смог бросить лишь беглый взгляд на Стону Брауна и выскочил из двери, чтобы сделать нормальный вдох.