Мисс Страна. Шаманка - Алла Лагутина Страница 6

5.

В тот день была съемка для каталога интернет-магазина. Такая работа известности не принесет и портфолио не украсит, зато платят за нее достойно. Сандугаш досталась эта работа чудом – ее внешность считалась слишком яркой для «каталожной» модели. Для таких съемок обычно выбирали типаж «девчонка из соседнего двора» – лицо модели не должно было отвлекать внимание от платьев, которые она представляла. Но ранним утром в день съемки выяснилось, что одна из моделей ночью попала в больницу с приступом почечных колик, и менеджер агентства позвонил Сандугаш, точно зная, что она способна мгновенно собраться, приехать без опозданий и никого не подвести.

К девяти утра модели собрались в гримерной арендованной фотостудии.

Их было четверо. Юленька, похожая на русалку – русые волосы ниже пояса, бледное лицо с огромными серыми глазами и маленький рот сердечком, – ей было всего шестнадцать лет, и это была ее первая модельная работа. Волновалась она так, как будто бы снималась для календаря Пирелли.

Алла, модель плюс-сайз – надменная шатенка с недовольным выражением лица. В России не так много профессиональных плюс-сайз моделей, и требования для них жестче, чем для остальных. У плюс-сайз модели должно быть маленькое худое лицо без намека на второй подбородок, крепко сбитое тело – пусть сорок восьмой размер, но никаких бугорков и жировых валиков, и подиумные пропорции. Это физиологическая редкость, поэтому у таких девушек всегда было много работы. Учитывая, что в последние годы в моду вошел боди-позитив – культура принятия своего тела вместе со всеми его несовершенствами. В случае с плюс-сайз моделями это было откровенное лицемерие, потому что их тела были как раз совершенными. Тела богинь. Роскошные формы, длинные ноги и прекрасные лица. Однако мир, столько лет культивировавший анорексию, продолжал считать несовершенством все то, что отличалось от подросткового нулевого размера. Алла участвовала в лучших показах, снималась для обложек и собиралась переезжать в Нью-Йорк, где ее уже ждал жирный контракт, поэтому к каталожной съемке она относилась как к досадной необходимости, вынужденному реверансу в сторону агентства, слепившего из нее звезду.

Валерия, мулатка с кошачьими скулами и выкрашенными в платиновый тугими колечками жестких волос.

И Сандугаш.

Гримера выделили только одного – предполагалось, что пока будут ставить свет и нумеровать платья, он успеет поработать над лицами всех четверых. Звали его Тимофей, и Сандугаш радостно с ним поздоровалась – им приходилось пересекаться на других съемках. Тот тоже преувеличенно обрадовался и на европейский манер трижды поцеловал воздух возле ее блестящих от крема щек.

Тимофей был чем-то похож на нее саму – тоже рабочая лошадка. Несколько лет в мире моды не испортили его характер, не раздули его эго. Он брался за любую работу, которую предлагало агентство, не отказывался ни от рассветных, ни от многочасовых, ни от натурных (даже на двадцатиградусном морозе) съемок, и никакие обстоятельства не могли его заставить попросить прибавку к гонорару. Поэтому его ценили, приглашали часто, и в иные месяцы он зарабатывал больше звезд профессии.

И он казался немного странным, как и сама Сандугаш. Тихий, малоразговорчивый, задумчивый. В перерывах все время читал в уголке. Одет был скромно – темные джинсы и серый свитер. Отросшие светлые волосы собирал в хвостик простой аптечной резинкой. У него был высокий лоб и ясные зеленые глаза, и было в нем что-то мальчишеское, нежное, наивное, и лицо его располагало к улыбке. Внешне он напоминал скорее студента философского факультета – разве что любовь к селективной парфюмерии могла выдать в нем служителя культа моды. Но не у всех было настолько тонкое и обоняние, чтобы обратить внимание на сложносочиненное облако ароматов, его обычно окружавшее – ветивер, сандал, гваяковое дерево, горький шоколад. Это был запах путешественника – выжженные солнцем степи, тропические леса, морской ветер, мокрый песок. Запах человека, который ищет свободу.

А ведь он мог стать звездой – настоящей звездой. У него был талант преобразить любое лицо, почти не внося в него изменений. Он не рисовал на лицах моделей маски – нет, Тимофей несколько секунд изучал холст, с которым ему предстояло работать, потом закрывал глаза, как будто к чему-то прислушиваясь. А потом, трогательно закусив нижнюю губу, несколькими взмахами многочисленных разнокалиберных кисточек делал из обычной красивой девушки произведение искусства.

Ходили слухи, что Тимофею много раз предлагали перебраться на Рублевку штатным визажистом к то одной, то другой светской львице. Деньги сулили баснословные, но всегда получали отказ. Ему нравилась именно та жизнь, которую он для себя и выбрал. Сандугаш его за это уважала. За то, что в таком юном возрасте – а ему едва ли было двадцать пять – не был готов продать обретенное счастье.

Девушки относились к Тимофею как к мебели – не стеснялись обсуждать при нем свои дела, сплетничать об интимном. Во-первых, в шоу-бизнесе сильно нарушены личные границы – эта вечная толкотня тесных гримерок, все друг при друге по сто раз переодеваются, одалживают друг у друга бритвенные станки и тампоны, обмениваются координатами пластических хирургов и гинекологов, какой уж тут интим. Во-вторых, он настолько редко подавал голос, что воспринимался почти другим биологическим видом. Можно ли сплетничать при слоне? А почему нет, кому он передаст, он вообще не умеет разговаривать!

Вот и сейчас Алла и Валерия наперебой хвастались остальным своими новыми любовниками (впрочем, все это было небрежно оформлено в виде жалоб – так им казалось приятнее), Юленька смотрела на них снизу вверх, как служительница культа на кровожадное божество, Сандугаш с интересом слушала, складывая эти диалоги в копилку модельных московских впечатлений.

– Мой-то итальянец, – лениво тянула Валерия, потряхивая своими кудряшками-пружинками. – Хочет, чтобы я насовсем перебралась. А я ему такая – ну не зна-а-аю, мне слишком мало лет для того, чтобы осесть в замке на Сицилии.

– В замке? – простодушно ахнула Юленька, еще не привыкшая к декорациям безумного модного мира и к сложносочиненному, как платье Марии Антуанетты, красивому вранью.

– Ну да, – повела шоколадным плечом Валерия, довольная тем, что ее небрежная реплика произвела столь шокирующее впечатление. – Он из древнего аристократического рода. Такие люди не могут жить в обычном доме, зов крови же. У него свой пляж, яхта, вертолетная площадка и оливковый сад – целый гектар!

– А жена у него есть? – по-кошачьи потянулась Алла, которая была в этом бизнесе настолько давно, что знала все о точечных ударах в слабые места соперника.

– Он скоро разведется, – немного потухла мулатка. – У них всех там есть жены. Традиции. Толстая итальянская жена.

– Как же он зовет тебя жить на виллу, если там она? – не унималась Алла.

– Она в другом доме живет, в Риме. С детьми. Ладно, что мы все обо мне, да обо мне. Расскажи, подружка, как у самой-то с личной жизнью, – Валерия вдруг вспомнила о том, что и сама является опытной пираньей. – Тут сплетничают, что Вася-нефтяник тебя бросил. Я, конечно, не поверила.